четверг, 28 мая 2009 г.

Нам сказали, что ни в коем случае нельзя вслух удивляться методам лечения ...

Завтра мне идти в ночь, а, значит, не с утра, и можно поспать. Значит, можно не торопиться в постель, а спокойно потрепать языком. Нет, ну нормальный человек, конечно, поработал бы, над статьей какой научной подумал, но мне хочется потрепаться. Я человек ненормальный.

Вчера я работала с совсем зелененькими резидентами, интернами еще. Интернатура в Штатах - адская, и ротация в анестезиологии - единственный светлый промежуток, поэтому интерны нас любят и всячески это показывают. Поскольку делать сами они еще ничего не умеют, я сижу с ними в комнате неотлучно. Сначала, конечно, идет интенсивная учеба - по программе, вне программы, плюс все, связанное с конкретным пациентом.

А потом все устают - ну сколько можно? И начинают треапаться за жизнь. Даже в Америке.

Естественно, пошли стандартные вопросы - кто, куда, зачем. Без этого нельзя, как в Израиле нельзя без вопроса "Ма, охель тов ба-арец?" (Что, сладка ли еда в Израиле?") После чего все зацепляются языками и начинают выкладывать свои знания о России.

В этот день все познания принадлежали американке-китаяночке, которая была в России в 1999, по студенческому обмену. (Какой-то большой разрыв вышел у нее в обучении, но я не стала спрашивать. Не вполне прилично по здешним меркам. Мало ли что там у нее было).

Я сначала думала, стоит ли передавать эти впечатления, а потом решила - какого черта. Мы же пишем всякую хрень о посещенных странах, а тут все впечатления были очень стандартны (в смысле, я знала, что она скажет, потому что уже хорошо понимаю, что из российской действительности поражает американский ум).

Она, естественно, была в Москве и Санкт-Петербурге. В конце декабря.

"Холодно. Очень холодно. На шарфе, которым я закрывала лицо, были сосульки. Все безумно красиво. Узоры, архитектура, миллион уникальных деталей. И при этом очень хмурые люди. У всех такой вид, что они готовы кого-то убить. Никто не улыбается. И все, все смотрят на меня. Оборачиваются вслед (коммент - в Штатах не принято пристально разглядывать прохожих. Вообще разглядывать не принято. Если вы незнакомы, иди себе мимо, mind your own business. В НЙ, возможно, не так, но НЙ и не Америка вовсе. Во всяком случае, в тех районах, где я имела несчастье побывать).

Я - единственная азиатка на улице. Все остальные - белые. (прим. - скорее всего, она не разбирается в таких тонкостях, как евреи, кавказцы и все то, что широкая русская душа называет - ну, вы сами знаете, я не буду говорить). Все, все смотрят на меня, все оглядываются на меня с хмурым и злобным видом, и мне становится страшно - я начинаю думать, что они почему-то ненавидят азиатов и могут сделать мне что-то плохое. (прим. Скорее всего, она просто шла и, по американскому обычаю, лыбилась в пространство, и была одета не в приличную по масковским стандартам шубу, а в какую-нибудь синтетическую распиздяйку или пердунчик. Я не стала говорит ей, что, скорее всего, думали прохожие. Скорее всего это были мысли типа "одета в пердунчик, а лыбится, что твоя королева. Понаехали тут. Морда овечья, пизда человечья. Кто-нить ебет, денег отстегивает, она и рада". Я дико извиняюсь, если что не так. Подобные разглагольствования я слышала в Хаберовске по поводу приезжих китаянок/вьетнамок. Причем в Хабаровске азиаты, как вы сами понимаете, не редкость. Однако, считаются уродливыми, людьми третьего сорта, ну и вы все знаете сами)

На нашей практике нам провели инструктаж. Нам сказали, что ни в коем случае нельзя вслух удивляться методам лечения, какими бы странными они ни были. "Вернетесь в свою страну, и будете лечить, как лечат у вас. А здесь молчите". Русские пожилые люди совсем не доверяют врачам (Блин. 100% правда. Я это здесь поняла). Они рассказывают тебе, какие плохие таблетки ты им даешь, и как они лечатся травками и человеком, который делает пассы по телевизору. Я не поняла, как можно лечиться от телевизора. Но врачам они верят меньше. Еще нам запретили вообще упоминать деньги и зарплаты американских врачей. Нам сказали, что русский врач получает так мало, что говорить о деньгах оскорбительно. Нам запретили отвечать на вопросы о деньгах.

Медицина вообще очень странная. Все поставлено с ног на голову.

На этом месте я прервала монолог и спросила - "Вы же были там во время Нового года? Понравились ли вам праздники?"

О, да! Мы жили в семье, и у них были гости, и было очень много еды, такой жирной, что ее было трудно есть, но очень вкусной. Все пили водку. Очень много водки. На следующее утро мы вышли из комнаты, и хозяин утром уже пил водку. В десять утра он пил водку!!! Он предложил нам водки, и очень обиделся, когда мы отказались. А мы не поняли, как можно утром пить водку.

Вот такие воспоминания. Подозреваю, что значительная часть из деликатности не была высказана. Однако, узнаю брата Колю. (с)

У меня же эти воспоминания совершенно неожиданно вызвали приступ ностальгии по молодости.

Мне 22 года. Я окончила 5й курс, мой муж на военных сборах, а я прохожу терапевтическую практику. В районной поликлинике. Меня распределили поближе к дому, сиречь на окраине, в полусельской местности. Я работаю с пожилой (лет 40?) врачихой, разговорчивой и полной (уж не худее ли меня нынешней?). Она зовет меня Юлечкой. До часу мы сидим на приеме, а после она с видимым облегчением отпускает меня на участок. У меня участок еще ничего - больше многоэтажки, частного сектора мало. Дину, миловидную и тихую девочку-буряточку из соседней группы, на днях покусала в частном секторе овчарка. Ногу порвала, не говоря об импортной юбке. Несчастье.

Моя врачиха знает весь свой участок наизусть. Смотрит на список, который принесли из регистратуры, и поучает меня: "Юлечка, вот это - частный сектор. У них собака, и вечно не привязанная. Так ты постучи в калитку, и жди, пока они не выйдут и тебя внутрь не проведут. Сама не заходи, собака злая. А вот это - бабулька, у нее легкие, наверное, приступ. Выпишешь сальбутамол с инхалером".

"Что такое инхалер??" - спрашиваю я в ужасе. В институте нас этому не учили. С сентября я вообще стану гинекологом, узким специалистом. Я не знаю, что такое инхалер.

"Юлечка, ну зачем тебе это надо. Напиши на рецепте - "Инхалер". В аптеке знают"

Я хорошо учусь в институте. Когда я приезжаю на каникулы, я, конечно, начинаю активно заниматься дочкой и домашним хозяйством, потому что мать "устала всех обслуживать". Ни на что другое нет времени, но иногда, в редкие минуты, когда никого нет рядом, отец спрашивает меня: "А это ты знаешь? А это?" Его вопросы заставляют меня нервничать. Я с трудом представляю, что надо на них отвечать. При том, что у меня честно заработанная повышенная стипендия. "Да, да, мы это проходили". Он сердится. "Что значит - проходили? Знаешь или нет?"

Увы, папа, не знаю. Мы это именно что проходили - на бумаге, скомканно, в лекции, и, возможно, я даже писала по этому тест. Наверняка хорошо - у меня хорошая кратковременная память и развитая интуиция. Я никогда не видела этого в жизни, и я не имею на самом деле понятия, что это такое.

И вот все это сыплется на меня.

"Если что - звони", - меланхолично говорит врачиха. "Я буду здесь до трех, мне с историями работать. Если задержишься после трех, то уже соображай сама".

Мобильники, лэптопы и интернет пока еще относятся к области фантастики. СМС-ок нет даже и там.

У меня плохо гнутся ноги, и бьется сердце. Как это - я иду на участок? Я ничего не знаю. Я ничего не умею. Я даже не хочу быть терапевтом. Спасите меня!!!

Вызов к тридцатилетней тетке с остеохондрозом. Богатый дом. Модная мебель. Тетка лежит в постели в импортном халате, по которому видно, что пользуют его не каждый день, а вот так - для врача. Что прилично выглядеть. Она стонет. Я не знаю толком, что делать с остеохондрозом. Я вообще не знаю, что такое остеохондроз. Я почитаю об этом в учебнике вечером, после работы. чтобы убедиться, что я все сделала правильно. Я назначила ей вольтарен и выписала больничный. на самом деле тетке, возможно, ничего, кроме больничного, не было нужно.

Сегодня я отпраила бы тетку бегать и плавать. Но это сегодня и здесь, где болеть не принято. Там болеть почетно. Все сочувственно вздыхают и говорят: "О, она, бедная, так мучается. Заездили, сволочи. Жизнь на них положила, а теперь ее жрет остеохондроз".

У нее уже есть стаж работы, и больничный ей оплатят полностью. Будет спокойно смотреть телевизор пару недель.

Иду в дом с собакой. Стучу и жду. Стучу опять. Опять. Наконец, выходит хозяйка. Хмурый взгляд - "Кто такая?" "По вызову из поликлиники". "А Нина Ивановна где?" "Я сегодня за нее". Еще один хмурый взгляд. "Проходите". Держит собаку за ошейник. Прохожу.

Вечное стеснение - разуваться или нет? Никто не сказал.

Начинаю имитировать движение и жду реакции. Смолчат - разуюсь. Скажут "Что вы, доктор, так проходите", - пройду. Мне никто не говорил, как надо, но я читала в книгах и видела в больнице, где лежала с пневмонией, как врач моет руки перед каждым больным. Мне нравится антураж, и я говорю взрослым голосом каждый раз - "Руки у вас где можно помыть?"

Всегда ведут в ванную. По ванной видно, какой культуры люди. Бывает, ванна сама обшарпана, на веревках полотенчики драненькие, а мыло лежит явно из пачки, и мне полотенце приготовлено чистое - пожалуйста, доктор. А кое-где, может, и ванная после ремонта, и плитка импортная, а лежит обмылок, и дверь за мной закрыли, а полотенца есть только те, что есть, висят в ряд, и свежести в них нет никакой, ни первой, ни второй, ни десятой.

В семье болен сын. Ангина. Те,пература какая-то слишком высокая, лимфоузлы какие-то слишл=ком увеличенные, и вообще. парень больной, по нему видно. У меня что-то шевелится в мозгах. Что-то вспоминается. Нестандартные случаи, ага. Мононуклеоз.

Важно осматриваю горло даденой ложечкой. Выписываю направление на анализ крови. "Обязательно", - говорю. "Обязательно. чтобы чего не пропустить, понимаете?" Они смотрят на меня. Они, кажется, не понимают. У меня начинают гореть уши. Они берут направление на анализ. Я даю им рецепт на антибиотик. "Только после анализа, понимаете, да? Иначе анализ будет неправильный". Я никогда не видела мононуклеоза. Я сама болела ангиной, но у менай не было таких жутких лимфоузлов. Наверняка у парня мономуклеоз. Вон, интоксикация какая. Анализ попадется мне в стопке других анализов через неделю. мононуклеоза нет. Ангина вульгарис. Мне стыдно. Слава Богу, я никогда их больше не увижу. И я выписала правильный антибиотик. И больничный - на целую неделю. Наверное, ему хватило - я действительно его больше не видела.

Назавтра приходит бабулька. Старенькая, в платочке. Ставит на стол бидончик с малиной. "Вот, Нинванна, собрала первую за сезон".

"Как сын?", - спрашивает врачиха. Следует рассказ о сыне. О невестке. О соседях. Об огороде, в котором растет малина. Вс едовольны. Через примерно час бабулька поднимается. "Таблеточки-то остались еще?" - интересуется врачиха. "Ай, да, есть еще, как надо будет, так я попрошу". Бабулька уходит. "Юлечка, ты малину-то возьми, а бидончик завтра принесешь", - говорит врачиха. Я стесняюсь, отказываюсь.

"Ай, прекрати. Что я не знаю, как студенты живут? Уменя, слава Богу, и своя дача есть Она раньше, чем черехз месяц не придет. Так что кожешь бидончик и попозже принести, ничего страшного".

Проходи неделя, и в пятницу Нина Ивановна говорит: "Юлечка, с понедельника я в отпуске". Пережидает немую сцену и добавляет - "Если б не вы, практиканты, то век бы мне отпуска летом не видать. Ты не робей, у тебя хорошо получается".

Из остального я помню только одно: стук в деверь и робкое "Ой, деточка, а доктор где?" И у меня опять безумно краснеют уши, и меня всю бросает в пот под накрахмаленым халатом. "Я доктор. Проходите".

Наверное, все было хорошо. Никто не жаловался, и оценку за практику мне поставили самую высокую.

Комментариев нет:

Отправить комментарий