пятница, 10 апреля 2009 г.

Ага..

Забавно.

На протяжении 10 лет в меня вбивали комплексы окружающие меня люди.

По поводу моих родных,друзей,моей внешности,поведения,характера.

А теперь вдруг все занялись моим лечение.

Ох, как это мило!

 

Такое ощущение,что все эти люди придумали игру "Унизь ближнего своего,а потом сыграй в доброго божка."

А знаете что?

Я как-то не поддаюсь на ваши ласковые глазки.

Мне уже всё равно. "Иисус любит меня"(с.)

  

ИНТЕЛЛИГЕНТНЕЙШИЙ ЧЕЛОВЕК

- К нам едет дедушка Женя! - объявляю я Инне. - Интеллигентнейший человек!

В ответ не слышу никаких возгласов радости. 

Мой папаша не несет людям радость - это не его стиль. 

"Дедушка" - это тоже не его стиль. 

Дедушка - это милое семейное слово, от него веет вековыми традициями и устоями. Можно ли Остапа Бендера представить дедушкой хоть на минуту? Вряд ли! 

А мой папа - это и есть Остап Бендер, деятельный и неувядающий, как вечнозеленый авантюризм еврейского народа. 

Короче, нам с Инной скучно не будет!

* * *

- Интеллигентнейший человек! - обзывал отца мой муж Саша. А пошло это вот откуда.

На дне рождения у папиной сестры некий дядя Рува с огромным носом все пытался придти с папой к общему знаменателю: 

- Женя, давайте с вами выпьем: я тоже из Томска!

- Из Томска? - недоверчиво переспрашивал отец в образе Вора в законе.

- Да я же заистокский хулиган! - радостно братался маленький дядя Рува.

Отец опустил его одним взглядом:

- Что время делает с людьми.

Но когда дядя Рува ушел, спешно распрощавшись, отец вдруг уважительно произнес о нем:

- Интеллигентнейший человек!

 А чего же тогда куражился?

* * *

Есть два вида людей: те, кто умеет рассказывать анекдоты, и те, кто не умеет.

Папа - из тех, кто умеет. 

Во-первых, в нужном месте и в нужное время. Во-вторых, все будут смеяться, а он - нет. А не наоборот. 

У него есть для этого артистизм, вербальный интеллект и даже харизма, если хотите. 

И все это бьет ключом и требует выхода! И так всю жизнь.

- Просто Женьке надо было стать артистом, еврейским шоу-мэном, - говорила мама. - Тогда бы он за это хоть деньги получал!

Отец артист по жизни. Он без конца играет, да как! Станиславский бы поверил! 

* * *

Роли бывают разные.

"Фюрер". 

Впав в эту роль, он всегда мог убедить кого угодно в чем угодно и повести за собой. За ним мучительно хотелось идти. За ним шли. Но никуда не приходили. Потому что главную победу он уже одержал - убедил и повел, а дальше ему было неинтересно. Этим объяснялся быстрый успех его начинаний и полный провал в конце - обещанного светлого будущего под его руководством никогда не наступало.

"Вор в законе".

В этом образе он смотрит волком, нехорошо скалится, "ботает по фене", и у зрителей создается полное впечатление, что перед ними как минимум "вор в законе".

"Избалованный ребенок". 

Эту роль он позволяет себе в кругу многочисленных еврейских родственников, которые прощают ему небезопасные шутки, граничащие с хулиганством.

Но есть еще одна сверхроль - это "Высоцкий". Папа играет Высоцкого, который играет все остальные роли. Папин голос с утра до вечера звучит так, будто он вот-вот закричит "Кони привередливые".

- Дедушка Женя стра-ашный, серди-итый, как Высоцкий! - говорила маленькая Инночка в детстве. 

Высоцкий был кумиром поколения. Все пытались подражать ему. Отец - удачней других.

Вот только в роли Доброго отца мне не приходилось его видеть. 

* * *

Мне не понравилось детство, которое он мне устроил. 

Вообще-то специально он ничего для меня не устраивал - в его бурной жизни никогда не было места для меня. Вот этим-то мне и не понравилось мое детство.

Папа калымил, пьянствовал, гулял и играл в карты на деньги. А мама защищала диссертацию или ездила в командировки.

Когда мама уезжала, мы с отцом регулярно просыпали будильник. В садик я приходила с большим опозданием. Меня ругали. Я была самой плохой. 

Один раз даже поставили в угол за то, что на музыкальное занятие я пришла без белых гольфов. Но какие с моего отца белые гольфы?

* * *

 

Занимавший деньги направо и налево, дабы прослыть богатым, он мелочно экономил на мне. 

Помню, в первом классе он купил мне огромный черный портфель вместо ранца с картинками, о котором я так мечтала.

- Чтобы хватило на все десять лет! - сказал он.

- Кто кого несет - Сквирская портфель или портфель Сквирскую? - ржали мальчишки, идя после уроков за мной.

В детстве надо быть как все. Все носят ранец с картинками, значит, надо ранец. Не то задразнят. Я плакала. Не хотела носить портфель. 

Но ему до меня не было дела.

* * *

Утром он всегда вставал поздно - часов в двенадцать. 

Зато от меня требовал, чтобы я в семь утра делала зарядку и даже бегала трусцой. Решал вопрос просто: выставлял меня на улицу и требовал, чтобы я бегала вокруг дома и после каждого круга бросала камешек в окно - якобы он будет засекать время. А сам снова ложился на диван.

Я безо всякого удовольствия бросала эти камешки. 

- Ну как? - спрашивала дома, подойдя к папиной постели.

- Да медленно ты бегаешь! - сказал он, открыв один глаз и тут же закрыв.

 

"Ни фига он не засекал, а просто дрых!" - думала я, но ничего не говорила.

* * *

Иногда вдруг в нем просыпался Грозный родитель, и он требовал принести ему дневник. 

Почему-то он проверял не столько оценки, сколько почерк, каким я в нем пищу! А с почерком у меня всегда были проблемы.

- Твой дневник - это твое лицо! А у тебя, судя по дневнику, вот такое лицо!

- и он схватил меня за волосы и изрисовал все лицо ручкой. 

Паста была зеленой! Кое-как отмылась.

* * *

А один раз я забыла купить хлеб по пути из школы. 

Отец дома жарил картошку. Загадочно посмотрел на меня.

- Садись! - сказал он и положил мне недожаренной картошки в тарелку.

- Папа, она же сырая! - засмеялась я. 

Но увидела, что он совсем не шутит. Глаза метали искры.

- Ешь, а то я тебя отлуплю! - заорал он.

И я давилась этой сырой картошкой и боялась плакать.

Его наказания не были адекватны моим проступкам.

* * *

Он мог меня наказать даже за свои собственные оплошности.

Я делаю уроки на кухне. Он входит и видит, что горит мясо, которое он жарит. Дает мне затрещину.

- За что?!

- За то, что тебя не интересует то, что происходит вокруг!

* * *

Мою на кухне посуду и напеваю. Врывается папа и орет на меня:

- Фальшивишь!!! 

Рассказываю я родителям анекдот и сама же громко хохочу.

- Ты неталантливая! - презрительно говорит отец. - Тебя попросишь назвать фрукт - ты скажешь: яблоко!

Я стала ужасно бояться прослыть "неталантливой". 

Я тогда думала, что любви достойны только талантливые.

* * *

- Я вычеркиваю тебя из жизни! - любил повторять мой отец. 

В первый раз я расстроилась, а там привыкла.

Я уже была взрослой, когда священник в Церкви сказал, что Бог любит нас, как отец. Я сразу представила Бога, орущего на меня голосом Высоцкого, страшного и сердитого, который "вычеркивает меня из жизни", и мне это совсем не понравилось. 

"Нет, не надо, чтобы - как отец!" - подумала я.

* * *

- Я не верю ни в Бога, ни в черта! - похвастался отец как-то перед отцом Войцехом, моим другом. - Для меня мой бог - мой отец. Он погиб, когда мне было девять лет. И всю жизнь потом, когда мне было плохо, я обращался к нему: папочка, помоги! И он помогал!

- И ты после этого говоришь, что не веришь в Бога! - тихо улыбнулся польский священник.

* * *

Черноглазый кудрявый юный пионер на пожелтевшей фотографии с улыбкой играет на виолончели. Не могу поверить, что это мой отец.

Оказывается, и у него было счастливое детство в Москве, в доме для высокопоставленных работников на Красносельской. 

Дедушка погиб, когда папе было девять лет, и его детство на этом кончилось.

Бабушка с тремя детьми переехала в шахтерский город Прокопьевск.

В первый же день Женя в матроске и коротких штанишках вышел во двор и вежливо поприветствовал пацанов в кирзовых сапогах и штанах из чертовой кожи:

- Здравствуйте, мальчики!

Понятное дело, его избили. А он не мог даже дать сдачи, потому что бабушка учила его, что драться нехорошо!

* * *

Понадобилось время, чтобы он преодолел целый ряд иллюзий и выработал свежие убеждения. 

Во-первых, слушаться маму - это плохо, а драться - это хорошо.  

Во-вторых, матроска - это плохо, а материться - это хорошо.

В-третьих, быть честным - это плохо, а воровать - это хорошо.

И он мигом научился виртуозно материться во всю мощь своего вербального интеллекта, а давать сдачи теперь лез первым. 

Он пытался полностью слиться с пролетариатом и мучительно преодолевал свое культурное происхождение и виолончельное прошлое.

Преодолел, но не до конца. Такое не пропьешь! Даже матерился он красивее, чем окружающие. 

* * *

Любая фраза в его исполнении годилась в миниатюру:

- Вонища удивительной густоты и качества! - это он про деревянный туалет на автостоянке в селе Болотном.

У него была куча талантов.

Он шикарно фаршировал щуку и варил украинский борщ!

У него был абсолютный слух, и он очень художественно насвистывал.

Вслепую играл в шахматы! На деньги.

Даже в "дурака" он запоминал все карты, которые вышли!

Но был еще один талант:

- Этот человек умеет сделать миллион буквально из воздуха, - сказал мой Саша. - И может за день просрать этот миллион!

То есть - два таланта.

 

* * *

Папа богател и разорялся с такой плотной частотой, что я никогда не знала, в каком статусе застану его во время очередного посещения.

Он жил в двухэтажном особняке в самом центре города Томска на диване в спортивном костюме. Не вставая с дивана, он затевал и обтяпывал дела на миллион, громко звонил по телефону, принимал посетителей всех мастей - от бандитов до чиновников, все до одного из которых оказывались чистыми прохиндеями.  

* * *

Однажды во дворе перед домом я увидела подъемный кран.

- Это чей там кран? - спросила я у папы, войдя в дом.

- Как это чей - мой! - последовал ответ с дивана.

- Где ты его взял? - удивилась я.

- Купил! - сказал отец.

- А зачем он тебе? 

- Не задавай глупых вопросов! 

Через несколько месяцев кран бесследно исчез из-под окна.

"То ли пропил, то ли потерял", - подумала я.

* * *

В другой раз, открыв калитку, я застала во дворе штук двадцать "газиков" сплоченными рядами. 

- Это чьи машины? - поинтересовалась я у отца.

- Как это чьи - мои!

- А зачем тебе столько?

- Не задавай глупых вопросов!

В следующий раз машин уже не было.

* * *

Потом отец купил дом в деревне Черная речка. 

Хозяин уговорил отца купить его с двумя коровами в придачу.

- А зачем тебе две коровы? - спросила я.

- Не задавай глупых вопросов!

Отец перевез на Черную речку мебель, парализованную мать и сестру Ирину.

- Пусть мама дышит свежим воздухом и пьет свежее молоко! Ирка пусть доит коров и присматривает за огородом! - придумал он. - Мы будем приезжать, привозить продукты и помогать на огороде!

Тете Ире, до перестройки учительнице игры на фортепиано, пришлось освоить дойку. Замысел папы как бы воплотился в жизнь. 

- Ты в курсе, что мать зависла на Черной речке с двумя коровами и бабушкой? - спустя месяц спросил меня Феликс, тети-Ирин сын. 

Короче, отец поссорился с женой Мариной, и та отказалась возить его на машине. А поскольку он сам не водил, то их поездки в деревню автоматически прекратились.

- А мать там все доит и доит коров, при этом не знает, куда девать эти ведра молока! И никто к ней не приезжает! А она не может никуда отлучиться из-за бабушки! - рассказал Феликс. 

Я не знала, плакать или смеяться.

Через пару месяцев коровы, слава Богу, чем-то заболели и перестали доиться. Пришлось их зарезать. 

Бедные родственники радостно получили по пакету с говяжьими костями. Эту очередную отцову идею недовольно воплощала в жизнь Марина, страдавшая так, будто она раздает собственные кости. 

Один из пакетов достался и нам с Сашкой и маленькой Инночкой. 

* * *

А потом отец придумал на Черной речке разводить песцов. 

Навез клеток, закупил щенков, подсчитал прибыль от ушанок и воротников - заветный миллион уже был почти в кармане. Но тут вдруг песцы хором заболели и разом сдохли. Марине пришлось срочно обдирать шкурки и искать скорняков.

- Выделка оказалась неудачной, - жаловалась она. - Одни воротники и шапки "гремят", другие лезут! 

* * *

В подвале особняка отец попытался держать кур.

- Хочешь свежее яичко? - предложил он, и мы полезли в подвал. 

Там действительно на насестах сидела куча кур и даже один петух. Верхние флегматично гадили на нижних. 

Завидев отца, все переполошились и с кудахтаньем заметались. Папа, весь в перьях и птичьем помете, лазил по укромным местам, но так и не разыскал ни одного яичка!

Я подозреваю, что их вообще никогда не было.

* * *

А в один прекрасный момент рядом с воротами папиного откуда ни возьмись вырос киоск с летней обувью! 

Подхожу ближе - в окошко выглядывает Марина-продавец. 

Обувь была дорогой, и ее никто не брал. 

Зато отцу тут же позвонили какие-то темные личности:

- Разбогател, что ли? Давай плати!

Отец их виртуозно послал матом и бросил трубку. 

Однако темные личности совсем не испугались. Отец получил соответствующие угрозы насчет своих детей. 

Он предпринял ответные действия: срочно отправил в другой город Аленку, младшую дочь от брака с Мариной, а мне выдал газовый пистолет.

- Если что, скажи, что отец, мол, за меня платить не будет! - предупредил он.

- Конечно, если что, так и скажу: они зарыдают и выгонят меня восвояси! - сказала я.

Отец позвонил своему старинному знакомому - до перестройки кагебешнику, а после перестройки - бандиту, и тот развел ситуацию. К отцу больше не приставали.

Торговлю все равно пришлось свернуть по причинам отсутствия рентабельности. 

Прихожу я как-то - а никакого киоска нет, как не было! 

А во мне отныне прочно поселилась мания преследования. А еще поселилось горячее желание поселиться как можно дальше от папаши. 

* * *

Но самый большой облом произошел у отца с делом всей его жизни - с фирмой "Профиль". 

Это была красивая идея.

Папа одним из первых в стране понял выгоду строительства из металлического профиля, продумал до мелочей, разработал технологию, нашел людей. В основном ими были многочисленные родственники Марины, которых он из глубинки перетащил в Томск и помог расселиться. Кстати, она и сама устроилась к нему секретаршей. 

- Гаражи, киоски, офисы, коровники, даже жилые дома - все можно строить из профиля! 

Я даже придумал специальный утеплитель для Сибири! - отец готов был часами говорить о профиле в стихах.

Он нашел достойное место для своего предприятия - закрытый город Северск. 

Месяц он ездил и руководил размещением. 

А через месяц ему забили пропуск. Выяснилось, что он больше не работает на фирме "Профиль".

Зато работают родственники Марины, и возглавляет фирму его зять и сосед по особняку Леха.

Отец долго пил и кричал, но поезд ушел. Почему-то его любили предавать.

Не только Северск, но и Томск быстро наводнили киоски и гаражи из профиля. Отец был не при чем.

Предатель и родственник Леха через стенку пробовал мириться. 

- Что делать - такая жизнь! - оправдывался он.

Но отец был неумолим. В ответ он говорил что-то типа "у нас длинные руки", и Леха трясся в страхе на левом крыле особняка много лет, пока папа не покинул Россию.

* * *

На самом деле отец был на многое способен. 

По молодости он часто калымил, как тогда говорили. 

Большие деньги как приходили, так и уходили, не особенно сказываясь на благосостоянии нашей семьи. Он их пропивал, прогуливал или занимал без отдачи.

Однажды отец решил заначить от мамы три тысячи рублей и спрятал у любовницы. 

А когда затребовал обратно, та не отдала. 

Тогда отец разработал план. 

Будучи в Симферополе, заехал к дядюшке, бывшему летчику, ныне персональному пенсионеру. Тот находился в отъезде. Папа с приятелем вскрыли окно, залезли в дом, обыскали его и под кроватью нашли именной пистолет в коробке. 

Папа оставил дядюшке записку примерно такого содержания:

"Дядя Саня, не волнуйся, пистолет у меня, все нормально!" - и уехал в Новосибирск.

* * *

- Папа, как ты мог взять чужой пистолет? - спросила я, когда выросла.

- Да потому что он мне его подарил! Это был почти мой пистолет! - доказывал отец.

- Как это?!

- Когда я был маленький, к нам домой пришел такой подполковник в шинели и папахе и сказал мне: Женя, я заменю тебе отца!

На меня, пацана, это произвело неизгладимое впечатление. 

Это еще не все: дядя Саня раскрыл футляр, вынул пистолет и сказал:

- Смотри! Вырастешь, будет твой!

Я и поверил! Он же сам сказал! Я же не знал, что это, оказывается, была лишь дешевая игра!

Вот и приехал за ним, когда он мне понадобился. Но поскольку дяди Сани не было дома, пришлось самому взять!

Логика железная.

* * *

С этим пистолетом папа пришел к вероломной подруге и, наставив на нее оружие, отобрал свои сбережения. Но девка следом побежала в милицию и сказала, что такой-то угрожал ей пистолетом. 

Милиция принялась трясти отца. Тогда умный папа срочно раздобыл зажигалку, стилизованную под настоящий пистолет, и предъявил ее милиции. 

- Вот чем я ей угрожал! Она, дура, приняла за настоящий! Это была шутка!

Милиция почти поверила.

Но тут дядя Саня обнаружил пропажу и побежал в КГБ. Теперь отца трясли в КГБ. 

- Старый дурак, сам же подставился: за потерю несданного оружия ему грозит статья! - негодовал отец.

Дядя Саня слег с инфарктом. В Томск прибыли парламентарии - бабушка и Сергей, зять дяди Сани. Чтобы забрать пистолет и сдать куда следует.

- Если бы не мама, святая женщина, я бы ни в жисть не отдал им пистолета! Но когда я увидел на ее глазах слезы, я сломался. - объяснил мне папа.

Так закончилась эта детективная история с пистолетом.

* * *

Было у него и темное тюремное прошлое.

Может, не такое героическое, как он пытался представить. 

Он был никаким не диссидентом, а простым советским прорабом-воришкой, как все. 

И посадили его не за протест против неудачного строя, а из-за того, что обматерил кого не надо. 

И срок мотал он - не каких-нибудь десять лет, а два года. И провел их не на зоне, а в следственном изоляторе, - пять следователей один за другим все никак не могли придумать, за что его посадить. "Хищение в особо крупных размерах" ему так и не смогли пришить, как собирались вначале.

Потому что он был "сам себе адвокат" - таким, как он, юридическое образование достается по умолчанию вместе с национальностью! 

В тюрьме он не терял даром время: он вызубрил весь Гражданский и заодно Уголовный кодекс. 

Папаша стал уважаемым человеком, потому что бесплатно консультировал бандитов и воров. Все наперебой рвались посидеть с ним в одной камере и даже вместе объявить голодовку. 

Короче, ему срочно дали жалких два года "химии", в которую зачли два года следствия, и выгнали из изолятора домой. 

Нам с мамой он принес тюремный фольклор и свой новый образ. 

После его торжественного возвращения "оттуда" в доме не смолкали страшилки из его "боевого прошлого". 

День ото дня возрастал его личный тюремный статус. Вор в законе - не меньше!

В доме регулярно появлялись какие-то темные личности. Они пели блатные песни под гитару и хорошую закуску и норовили переночевать. 

А когда мама случайно узнала, что один такой "постоялец" только что отмотал срок "за уклонение от лечения венерических заболеваний", она на всякий случай развелась с отцом.

* * *

Свято место пусто не бывает, и у отца вскоре появилась женщина. По имени Марина, а по сути - ведьма. Не в эмоциональном, а в экстрасенсорном смысле. Таких раньше сжигали. И правильно делали.

Помню, что она всегда ходила по дому в коротеньком халатике и в чулках на пажах. Мне, тогда юной пионерке, было за нее неудобно. Но это был маленький секрет ее побед.

Она многое умела. Во-первых, притягивать мужчин. Во-вторых, насылать порчу. В-третьих, ссорить людей. 

Но многое не могла. Например, рассказывать анекдоты. Дружить. Радоваться жизни.

В общении с мужчинами она слыла профессионалом - в том смысле, что брала за это деньги. Ее клиенты не просто были знакомы между собой - они рекомендовали ее друг другу. Никому не приходило в голову, что можно на ней жениться.

Отец расписался с Мариной ради какой-то очередной квартирной махинации и прожил с ней до старости.

- Разведусь я с тобой! Ты не изменишься! - время от времени говорила она отцу. Он вздыхал с облегчением.

Но она всегда возвращалась. 

Не жизнь, а именины сердца. 

* * *

Недавно во время моего последнего визита в родной Томск я увидела странную картину: папа с обеими пожилыми женами гуляет по парку.  

Он гордо вышагивает посередине, а по бокам - мама и Марина-ведьма. Что характерно, обе по очереди его пилят. И все довольны. 

Высокие отношения!

* * *

А моего Сашу отец "вычеркнул из жизни". Правда, после того, как Саша сам "вычеркнул" его. 

Ссора произошла не сразу. 

- У вас гигантские стартовые возможности! - постоянно повторял он нам, молодым, когда мы после консерватории вернулись в Томск.- Вам повезло, что у вас есть я!!

Он действительно пытался помочь.

- Сашка, срочно приезжай! - однажды командует он по телефону.

Оказывается, ему отдали долг мотоциклом с люлькой, и он хочет подарить его Саше.

- Будешь ездить с Ольгой на нем в Академгородок и ребенка в школу возить в люльке!

- Спасибо, не надо! - вежливо отказывается Саша, ясно представив эту картину. 

- Ну ты даешь! Ему бесплатно предлагают, а он еще и отказывается! - сощурился отец. -Маринка! - кричит отец. - Я ему мотоцикл предлагаю, а он не хочет!

Из кухни появляется Марина и с ненавистью смотрит на Сашу:

- Нам самим нужен мотоцикл! 

Саша не знает, куда деваться.

* * *

- Я поменял "газик" на частный дом, а ты поменяй этот дом на квартиру - будете в ней жить! - предлагает Саше отец.

Тот долго отказывается, затем дает себя уговорить и, наконец, приступает к делу. 

Полгода искал варианты, ездил, смотрел жилье - нашел.

- Есть квартира, можно оформлять! - приходит он к отцу.

- Маринка, иди сюда! - тонким голосом зовет отец свою жену из кухни. - Я вот тут подумал: что, если Сашке с Ольгой отдать дом, чтобы они его на квартиру поменяли? - заискивающе спрашивает он. - Говорит, нашел квартиру в Академгородке - те согласны!

- Что-о-о!? Я сама в этой квартире жить буду! Я развожусь с тобой! А ты, - набросилась она на бедного Сашу, - Разинул рот на чужой каравай! - и она вышла, хлопнув дверью.

- Ну и пусть подавится этой квартирой, раз она такая! - вполголоса заговорил папа. - Да ты не волнуйся: ей надоест там жить, она вернется, вот увидишь, и вы как раз туда и вселитесь!

Саша болел с месяц.

- Как же я, дурак такой, повелся!

- Я его проверил в деле, но он не выдержал испытания! - рассказывает всем отец про Сашу. 

Многие верят.

* * *

На каждого Остапа - свой Рио-де-Жанейро. 

Наступила полнота времен, и отец засобирался в Израиль.

Он увлеченно подготовился к перемене Родины: внезапно возгордился своим происхождением, проникся идеей "возвращения в Эрец-Эсраэль".

Его энтузиазма хватило до приземления в аэропорту Бен-Гурион под аплодисменты пассажиров с печальными глазами.

После этого отец стал звать местных жителей исключительно "сруильтяне". А они поголовно считали его бандитом. 

Из его квартиры был выход на крышу. Там отец принимал по ночам своих русских друзей, которые в России раньше считались евреями. 

От тоски по Родине они напивались, закусывали кошерной индейкой, а потом дружно крыли "сруильтян" и орали матом так, что мирные жители Тель-Авива даже боялись вызвать полицию.

Еврейские бабушки при встрече вслух сочувствовали Марине, что ей приходится жить с настоящим уголовником.

Проспавшись, отец создавал собственную партию российских евреев, от которой хотел баллотироваться в Кнессет, чтобы оттуда произвести необходимую реконструкцию государства Израиль. 

Вечером мыл рюмки в отеле "Хилтон" и выносил черную икру в целлофановом пакете вокруг пояса. 

Судился с хозяином за то, что тот недоплатил ему после того, как отец побил его. Разводил сиамских котят.

Работу он менял примерно раз в месяц, после каждой месяца два культурно отдыхал, то есть пил. 

На его счастье, врачи признали у него болезнь спины и даже дали ему инвалидность. Она принесла ему много денег. На это пособие отец безбедно пил.  

- Ты еще не всю посуду перемыл в Израиле? - дразнила его по телефону моя мама.

- Между прочим, меня ценят на работе! - парировал отец. - Хозяйка жаловалась хозяину на меня, дескать, он кричит, а тот ей говорит: ну и пусть кричит! Он посуду не бьет! С тех пор, как он у нас работает, в два раза сократился расход горячей воды!

- О, у тебя папа живет на Святой Земле! - восхищались знакомые священники.

- Да, он там пьет! - гордо подтверждала я. Дескать, не абы где!

* * *

Решила самолично посетить отца на Святой Земле. 

Он встретил меня в аэропорту, но привез почему-то не домой, а к ведьме Марине, с которой уже был в разводе. 

А сам исчез. На неделю.

- Запил! - объяснила Марина. - Это он так обрадовался твоему приезду, что не смог справиться со своими эмоциями! Эмоциональный очень!

* * *

- Давай съездим к маме в Риховот! - предложил отец после запоя.

Папа бабушку обожал. За наивность, за красоту, за самоотверженность. Он считал ее святой. И она очень любила его. Он внешне был похож на ее мужа, своего отца.

Я бабушку терпеть не могла. За отсутствие чувства юмора, за строгость, за себялюбие. За то, что она не любила меня. На меня ее любви уже не хватило.

Бабушка была из тех, кто не понимал анекдотов. Когда на семейных сборищах отец классно рассказывал анекдот, все хохотали. А бабушка во главе стола громко спрашивала: 

- Ну и что здесь смешного?

Дети и внуки бросались ей объяснять: сначала по очереди, потом хором. Наконец, наступал момент, когда она кивала с достоинством:

- А-а, теперь понятно!

И все равно не смеялась. Я злилась. А папу даже это умиляло.

* * *

Когда его посадили, бабушка поменяла жилье на Томск, чтобы стать ближе к сыну. Она мучительно переживала все его неудачи, суды, семейные неурядицы, бесконечные ссоры с сестрой. 

В один прекрасный момент у нее случился инсульт, и ее парализовало. Бабушка оказалась прикована к постели на добрых два десятка лет.

В таком состоянии ее и привезли на Святую Землю. За ней ухаживала дочь Ирина.

Но все эти годы бабушка скучала по сыну. Жила от посещения к посещению. А его визиты происходили крайне редко. Во-первых, ему трудно было видеть ее в таком состоянии. Во-вторых, его собственное состояние часто оставляло желать лучшего - он не хотел дышать на нее перегаром.

* * *

Мы купили по дороге каких-то сластей. 

Бабушка была довольна. 

Отец кормил ее из ложечки и рассказывал мне какие-то неприличные еврейские анекдоты. Бабушка не только не понимала, но уже и не слышала, все время переспрашивала, отец громко по одному слову кричал ей на ухо, я хохотала, как сумасшедшая:

- Бабушка, он плохие слова произносит - дай ему по башке! - посоветовала я, помятуя, какой она всегда была застенчивой и строгой.

- Женя, дай мне свою голову! - потребовала бабушка.

Отец, дурачась, попозл по кровати прямо по ней.

Слепая бабушка нашарила руками его кудрявый затылок и вдруг, судорожно прижав к себе, начала часто целовать в макушку.

- Эй, а по башке? - кричала я.

- Что здесь происходит?! - на крик и хохот в дверь заглянула тетя Ира. Действительно, весь этот дебош мало напоминал посещение умирающего.

В общем, в тот вечер я простила их обоих - и отца, и бабушку. За все.

Это было вовремя, потому что бабушку я больше никогда не увидела.

* * *

Недавно папа возвратился из Израиля в Сибирь. На постоянное место жительства.

- Восемь лет там оттрубил - хуже, чем в тюряге!

Теперь пьет здесь.

Там он пил от тоски по Родине. А теперь пьет то радости, что вернулся.

Он счастлив, несмотря на то, что в первый же день какие-то темные личности перед собственным домом стукнули его по голове и отняли кейс с российским, израильским и международным паспортом, а также со всеми деньгами - шекелями, долларами и рублями.

Проспавшись, папа как следует подумал, вычислил ближайшую помойку и нашел на ней кейс, из которого были изъяты только рубли с долларами. Шекели, очевидно, приняли за конфетные обертки.

Это был еще один радостный повод выпить!

* * *

- Отец оформляет пенсию, - позвонила мне в Новосибирск мама. - Если он не предъявит доказательства того, что где-то работал, то ему дадут по минимуму - три тысячи.

- Да он же сроду нигде не работал, только калымил! - удивляюсь я.

- Нет, какое-то время он работал в Новосибирске, - говорит мама.

* * *

Я еду встречать отца на автовокзал. Выхожу из троллейбуса, кручу головой. Какой-то невысокий пожилой мужчина в песцовой шапке бросается на меня с поцелуями. Папа!

"Боже! Я не узнала родного отца!" - мне становится не по себе.

- Мне надо поставить печать на предприятии, что я там работал - для оформления пенсии! - объясняет он.

Завтра он обнаружит, что это предприятие уже снесли! 

А сегодня у нас тихий семейный вечер у очага. Отец самолично растапливает печку. 

В доме я да Инна, две кошки, попугай и собака. 

- Так и зимуем - Саша работает в другой стране, - объясняю я.

- Как хорошо, когда животные в доме! - одобряет он кошек у печки.

Угощаем его печеной курицей с картошкой и салатиком. Он подливает себе водочки, гладит кота и говорит, говорит.

При этом обращается исключительно ко мне. Мою дочку, умницу и красавицу, он не признает: она, видите ли, не в его породу!

Тем не менее Инна очень внимательно слушает тюремные рассказы "дедушки Жени", отчасти ей знакомые. 

- В тюр-ряге говорили так: где Чер-рный Инженер-р, там в хате пор-рядок!

- А раньше был просто Инженер, - спокойно отмечает Инна.

* * *

Оказывается, помимо выбивания пенсии отец параллельно развивает еще одну грандиозную идею на миллион. 

Теперь отец слагает стихи о нана-технологиях.

- Я скоро организую в Томске завод по производству фуллеренов! Еще чуть-чуть - и у меня все срастется! Это идея планетарного масштаба! Технологии третьего тысячелетия!

- Ты одновременно занимаешься увеличением пенсии с трех тысяч рублей до трех с половиной - и техологиями двадцать первого века планетарного масштаба?! - удивляюсь я.

- А что делать? Мне же надо пока на что-то выпить! Но скоро все наладится - и плевать я хотел на ту пенсию!

- Ты, поди, уже вовлек в это дело половину ученых, чиновников и бандитов Томска и дальнего зарубежья! - шучу я. 

На самом деле примерно так и есть! Даже моя трезвая и здравомыслящая мама увлеклась и бесплатно написала ему техническое задание!

Он убеждает нас с Инной, как нам с ним повезло. Говорит о том, что он нам скоро поможет, "Сашке - нет, а вам - с удовольствием"! 

Мне это напоминает былой бред про "гигантские стартовые возможности", и становится смешно.

Инна зевает и уходит спать. На дворе глубокая ночь.

А я все слушаю и слушаю про эти фуллерены. Мне все равно, а ему приятно! Когда еще посижу вдвоем с родным отцом!