Понемногу о просмотренном/прочитанном.
- SoulEater. Точно "фэндом для придурков". Нарезка всевозможных уловок аниме, идей и героев и здругих аниме. Внимания служивает только Смерть и DEATH the KID с его аццкой любовью к симметричности.
- Аферисты и Liar Liar. Фильмы с Джимом Керри. Понравились оба, не считая, что я на втором отрубилась от усталости и конца не увидела. Но они правда хорошие, веселые и поучительно-жизнеутверждающие одновременно.
- Сталин: Разгром пятой колонны.
Все-таки меня эта личность поятонно удиляет. Точнее, преподнесение ее людям. Либо плохое, либо хорошее. Даже забавно. Но меня все время заставляло задуматься, насколько же рьяно они делали сказку для своего народа и поддерживали ее, чтобы не было о чем беспокоиться. Нормальным людям жилось там просто прекрасно. И я чувствую, я бы совсем не отказалась там пожить. Но все-таки. Цензура есть плохо. Много что было бы недоступно. Однако.) Сказкой кто-то должен управлять, кто знает, что вне сказки. Тяжело же ему было. Впрочем, ладно. Подумаю еще над эти на досуге. Снова меня взолновала тема СССР (+ 2 мировая) и восточного блока в том числе.
- Очередной пересмотр 99 франков. Это без комментариев ибо must see.
- Кои понравился Moon Child.
- Книга о том, как правльно говорить по рус. яз.) Здорово и необычно написана. Много преинтереснейших фактов. Научит, наверное, даже неуча грамотно говорить, если он прислушается.) Эст. автор (Марианна Тарассенко).
- Потихоньку читаю все о Будде и Ницше.
- Джек Лондон - "Воля к жизни". Мое жизненное кредо чтоли.) Это тоже должно быть у всех прочитано, я считаю. Потому что это тааакой стимул жить дает. Особенно.. про больного волка затронуло. Также у Лондона - История рассказанная в псих.лечебице (я все время забываю, как он правильно называется, а книги сейчас рядом нет, но по сути такое.) Напомнило Чака Паланика с его "Удушьем". Поняла, что много современной лит-ры весьма так основано на классике.)
На очереди Дворецкий (чуть не написала Дровецкий xD), досмотр 4-го сезона Sаilor Moon, Zeitgeist (очередной документальный фильм), Повелитель мух (уже начала. Второй раз пытаюсь толком прочитать), Джек Лондон (очередную партию рассказов).
---
Новый look (если помните, то женской J-Rock группы) Exist Trace. Как девчонки огламурились. .)
среда, 18 февраля 2009 г.
Без заголовка
Надо переставать тратить деньги с такой бешеной скоростью.
но как? 500 рублей на телефоне я куда-то дела за 1,5 недели.
каким образом? кино, кафе, кино, поездки, кафе..
отказаться от этого сложно..
но как? 500 рублей на телефоне я куда-то дела за 1,5 недели.
каким образом? кино, кафе, кино, поездки, кафе..
отказаться от этого сложно..
Какая она - твоя душа?ок
Ваша душа - фиолетогого цвета. Она романтична и в то же время может быть резкой с незнакомыми. В детстве душа хулиганила, грубила старшим. Хотя среди этих душ подавляющее большинство в школе училось на 4 и 5. Ценители прекрасного, знают толк в хорошей музыке и кино. Нередко выбирают творческие профессии.Иногда впадают в грезы, но умеют переключаться на суровую действительность. Идеализируют любовь - поэтому им нелегко расставаться с бывшими. Романтики; считают, что отношения должны быть с розами и конфетами, изящными комплиментами и совместными ужинами на фоне закатного неба. Недостатки свои тщательно скрывают - посторонние люди узнают о них только тогда, когда Фиолетовым будет это нужно.
Символ Вашей души - туман, роза.
Наиболее близкие, родственные души - Красная, Синяя души.
Самая притягательная душа, частый партнер в любовных отношениях - Зеленая, Желтая души.
Символ Вашей души - туман, роза.
Наиболее близкие, родственные души - Красная, Синяя души.
Самая притягательная душа, частый партнер в любовных отношениях - Зеленая, Желтая души.
В других комнатах музея с помощью современной кино- и компьютерной техники ...
жизнь и творчество Савва Ямщиков
Золотая осень Тосканы Имя реставратора и искусствоведа, исследователя древнерусского искусства Савелия Васильевича Ямщикова знаменует собой целую эпоху в культурной жизни 60-80-х годов двадцатого века.
Именно ему наше поколение обязано знакомством с памятниками древнерусской живописи, новым обретением своего национального наследия. В годы "застоя", когда само слово "икона" было под запретом, он сделал почти невозможное, буквально взорвал культурную жизнь столицы замечательными по своей полноте и уникальности выставками икон древнего Пскова, древней Карелии, Вологодских земель, Ростова Великого. Ему мы также обязаны и первой выставкой сословного портрета - блистательной галереей колоритнейших образов купечества Ярославля, Углича, Рыбинска, Ростова Великого.
Яркими событиями стали выставки, открывшие имена портретиста XVIII века Григория Островского и загадочного Ефима Честнякова.
А его просветительская деятельность! Незабываемы вечера, организованные им в Доме художника на Крымском Валу. Как драгоценна была возможность общения с выдающимися современниками, мыслящими творческими людьми. Историк Лев Гумилёв, экономист Николай Шмелёв, режиссёр Роман Виктюк, актриса Маргарита Терехова, композитор Альфред Шнитке. И это - на фоне циклов телевизионных передач, посвящённых русскому искусству, многочисленных печатных публикаций. Не перечесть всего, что сделано Савелием Ямщиковым на ниве отечественной культуры в ту сложную эпоху с её тотальным запретительством.
Тогда он был "невыездным". Сейчас, когда можно свободно передвигаться по миру, он много путешествует. Реставрационная деятельность, давшая ему возможность непосредственного, близкого общения с памятниками искусства, обострила профессиональную чуткость к красоте ушедших времён.
"Золотая осень Тосканы" - отзвук этих путешествий, встреч с Италией. Небольшой фрагмент рукописи будущей книги, который мы предлагаем читателям, воспринимается как объяснение в любви и признание в верности. Невольно вспоминаются слова величайшего русского музыканта Святослава Рихтера о том, что у каждого художника две родины: страна, где он родился, и Италия.
Светлана Горбачёва
Первое знакомство моё с Италией состоялось полвека почти назад. Нет, не доставил меня серебристый лайнер "Аэрофлота" в Рим и не отправился я путешествовать по богатейшей сокровищнице редких памятников истории и культуры. Просто, поступив в 1956 году на кафедру искусствознания исторического факультета МГУ, оказался я в одной лекторской аудитории с моими сверстниками - ребятами из Италии. В тот год по специальным каналам, нарушив дипломатические и таможенные формальности, самолётами через Прагу переправили в Москву шестьдесят детей итальянских коммунистов для обучения в нашем университете. Один из моих ближайших нынешних друзей, а скорее родной мне человек, рассказывал, как в самолёте оказался он вместе с видными политическими деятелями разных стран, спешившими на партийный хрущёвский форум. Сидевший напротив Пьерушки - так ласково кличем мы уроженца тосканского города Ареццо Пьеро Кази - предложил молодому попутчику стакан спиртного. Желая казаться взрослым, Пьерушка, прежде чем принять чарку, спросил, как дядю величают. "Листер", - лаконично бросил суровый собеседник. То были годы повального увлечения Хемингуэем, и Пьерушка почтительно привстал с кресла, увидев перед собой одного из героев любимого романа "По ком звонит колокол".
С Пьерушкой и его итальянскими товарищами мы сошлись легко и непринуждённо, хотя никто нас не обучал специально интернациональным постулатам. Иностранные коллеги жили сначала в общежитии на Стромынке (кстати, Солженицын прекрасно описал тамошнюю атмосферу в своём "Круге первом"), потом перебрались в комфортабельные комнаты высотки на Ленинских горах. Я тогда играл в студенческой баскетбольной команде и, чтобы быть поближе к тренировочным залам, жил в студенческом профилактории. Танцевальные вечера в различных зонах лениногорской общаги славились на всю Москву. Лучшие девушки столицы приезжали на тогдашнюю "дискотеку" и многие будущие семьи закладывались именно на тех танцульках. Пьерушка мой днём истово осваивал основы марксизма-ленинизма вместе со своей подругой по курсу Майей Михайловной Сусловой (знал бы её папа - главный иезуит Политбюро КПСС, как резко поменяет свои идеологические принципы спустя совсем немного лет итальянский друг Майечки!), а вечерами по полной программе участвовал в юношеских забавах наших. Через Пьерушку познакомился я с ещё одним тосканским прекрасным парнем с филологического - Энцо Брокколини (по сей день дружу с ним, с его астраханской женой Аллой, чудной дочкой Катей и люблю бывать в их миланском доме). Курсом старше учился тонкий, нервный, подвижный, словно ртуть, Эццио Феррера. Он приятельствовал с моим коллегой - реставратором икон Колей Кишиловым, был вхож в круг Андрея Синявского и других "вольнодумцев" тех лет. Эццио знал все суперсовременные направления и течения в политике, литературе и искусстве. После университета историк несколько лет был официальным переводчиком на встречах руководителей СССР и Италии. Пунктуальный и строгий премьер-министр А.Н.Косыгин почему-то снисходительно относился к постоянным опозданиям вечно занятого Эццио на важные переговоры. Эццио рано погиб в автомобильной катастрофе, а Пьерушка рассказывал мне, каково было их удивление, когда на похороны Ферреры явилась внушительная троцкистская команда - как оказалось, Эццио многие годы был связан с этим политическим движением.
Общался я тогда и с Дино Бернардино - будущим главным редактором "Риннашиты" - рупора компартии Италии; нравился мне спокойный и рассудительный Джанни Черветти, ставший впоследствии первым заместителем секретаря итальянских коммунистов.
По окончании МГУ большинство апеннинских моих однокашников, получив дипломы историков, филологов, философов и биологов, ушли работать в экономические сферы, осев в крупных торговых фирмах, тесно сотрудничавших с Советским Союзом. Подолгу жили ребята в Москве, и дружба наша благополучно продолжалась. Меня почти четверть века за пределы родного Отечества не пускали, но дружбе с итальянцами и другими иноземцами это не помешало.
Любовь моя к итальянской культуре стала особенно ощутимой, когда встретил я и полюбил девушку из Болгарии Велину Братанову. Она тоже приехала в Москву учиться искусствоведению. Отец Велины, крупный государственный деятель, до 1944 года был одним из руководителей партии тесняков - болгарских социал-демократов. Георгий Димитров высоко ценил Димитра Братанова и доверил ему дипломатический пост, направив послом в Италию. Там и прошли школьные годы моей будущей жены. Изучив прекрасно итальянский язык, а кроме него, она свободно владела французским, английским и конечно же русским, Велина всерьез увлеклась искусством Италии и великолепно знала творчество лучших его мастеров. Наши романтические отношения зиждились на постоянном духовном взаимообогащении и непрерывных беседах о прекрасном. Я часами рассказывал Велине о первых студенческих практиках в Суздале, Владимире, Киеве, о своих начальных шагах в освоении профессии реставратора икон и о блестящих специалистах - моих учителях, о любимом русском иконописце Дионисии.
Потом мы вместе подолгу сидели у небольшого глубокого озерка, отражающего в своих водах дивные формы храма Покрова на Нерли; бродили белыми ночами по заливным лугам в окрестностях древнего Новгорода, восхищались Спасом на Нередице и Николой на Липне, зачарованно стояли в прохладных интерьерах Новгородской Софии и Георгиевского собора Юрьева монастыря. Велина же с чисто женской проникновенностью поведала мне о таинственном городе Сиенне, где работали великие Дуччо, Симоне Мартини и Паоло Учелло, о богатой шедеврами Флоренции, о неповторимом царстве каналов - Венеции. Мы сравнивали итальянских мастеров с их псковскими и новгородскими средневековыми современниками. Вместе читали драгоценные страницы изданной перед революцией замечательной книги Павла Муратова "Образы Италии" (она и по сей день мой настольный справочник и помощник). Талантливый русский писатель, историк искусства, а впоследствии ещё и серьёзный специалист по военной истории сумел донести до нас живое дыхание городов и сёл старой Италии, рассказать о её художниках и среде, их окружавшей, так свежо и многогранно, что, казалось, он работал и дружил с ними всеми.
На искусствоведческой кафедре мы с Велиной "окормлялись" у одного и того же руководителя наших дипломных работ - крупного учёного, специалиста мирового класса Виктора Никитича Лазарева. Автор классических трудов по истории древнерусской живописи, он был тонким знатоком искусства итальянского Возрождения, а многотомные его сочинения переводились на самые разные языки и пользовались большой популярностью. Радостью для нас были вечера в гостеприимном доме Лазарева; в бывшей стасовской гостинице на Чистых прудах, где в коммуналке после лагерных бараков жил искусствовед Николай Павлович Сычёв, часами слушали мы рассказы о его аспирантских поездках по городам Италии вместе с академиком Н.П.Кондаковым. Рядом с Новодевичьим монастырём в большой студии нашим "итальянским просветителем" часто становился Павел Корин, долго живший на Апеннинах, а в старой университетской квартире на улице Грановского под уютным абажуром его младший брат Александр показывал свои этюды и копии, сделанные в Италии.
Сразу после окончания университета в нашу с Велиной жизнь постучались Андрей и Ирина Тарковские. Молодой, но уже получивший в Венеции "Золотого льва" режиссёр пригласил меня быть консультантом фильма об Андрее Рублёве. К нашему удовольствию, мой сосед по Щипку и Замоскворечью, Тарковский тоже одержим был любовью к Италии. Часами бродили мы с ним по ночной (почему-то помнится больше зимняя) Москве и читали друг дружке строки Данте, Петрарки, вспоминали детали фресок Джотто, алтарей Беато Анжелико и Филиппо Липпи, грезили образами любимого титана Возрождения Пьеро делла Франчески. Особенно мы почитали его "Мадонну дель Парто", чьей моделью стала беременная мать художника, которую он изобразил на многих своих фресках и иконах.
Прошло сорок лет с тех давних московских встреч, общений, поисков и созданий. И вот прошлой весной судьба привела меня в маленький тосканский городок Монтерки, расположенный в горах на пути из Ареццо, сосредоточившего в своих церквах работы Франчески, в Сансеполькро, где отчий дом гения Монтерки славен тем, что здесь хранится тот самый чудотворный образ Мадонны дель Парто. Церковь, на стене которой Пьеро написал Богородицу, в начале прошлого столетия сильно пострадала от землетрясения, и только франческовская Мадонна осталась нетронутой. Жители перенесли её в кладбищенскую церковь, неухоженную и практически заброшенную. Шустрые тосканские мальчишки, играя в футбол, норовили попасть мячом в божественный лик Мадонны. И тогда почитатели священного образа выставили фреску в специально оборудованном музейном помещении, где отвели ей уютный зал, позволяющий сосредоточенно молиться или восхищаться превосходно сохранившейся живописью местного мастера. В других комнатах музея с помощью современной кино- и компьютерной техники посетители могут послушать хорошо проиллюстрированные рассказы о творчестве Франчески и о культуре Тосканы. С балкона открывается чудесный вид на тосканские горы, а в соседних помещениях работает небольшой музейный ресторанчик, где вас угостят щедрыми дарами Тосканы - тонкими винами, вкусными сырами, местными грибами, колбасами, мёдом и салатами, сдобренными прекрасными сортами здешнего оливкового масла, по словам иконописца Зинона, лучшего в Италии.
Хозяин "Мадонны дель Парто" - уроженец Монтерки Анжело Перла. Я познакомился с ним и его другом, доктором искусствоведения Марко Менегуццо, когда мы вместе с орловским парнем Александром Пеньковым, окончившим петербургскую Академию художеств и миланскую Бреру, прекрасно знающим итальянский, имеющим в виде на жительство пометку "Маэстро дель арте" (художник), а это в Италии очень высоко ценится, заехали к его друзьям в Монтерки. При первой же встрече почувствовал я доброту и расположенность тосканцев к себе, а когда они узнали, что мы работали и дружили с Тарковским, который в Италии и по сей день уважаем, взаимное доверие стало совсем основательным. Анжело сразу поведал, что мечтает о контактах с российскими музеями и популяризации у нас творчества Пьеро делла Франчески. "Хорошо бы открыть при одной из русских галерей филиал музея Монтерки, показывать копии с работ мастера, читать лекции о его жизни и творчестве. А заодно сделать маленький филиал нашего ресторанчика, где бы продавались дары Тосканы. Мы меньше всего думаем об экономической выгоде и готовы торговать по самым низким ценам. Главное - культурный и человеческий контакт".
Посоветовавшись в Москве с коллегами, я решил передать предложение из Монтерки руководителям музеев в моём любимом Ярославле. И уже в октябре Перла и Менегуццо провели несколько дней в полюбившемся им волжском городе, договорились о конкретных планах сотрудничества и заключили деловые соглашения с замечательными директорами здешнего Художественного музея и Музея-заповедника Надеждой Петровой и Еленой Анкудиновой.
А мы с Пеньковым в конце осени снова посетили своих тосканских друзей и по-настоящему оценили красоту, неповторимость и сказочность этой итальянской провинции. Для начала Анжело свозил нас в расположенный на одной из горных вершин маленький городок Санта-Мария-Тиберина. В принадлежащем одной из ветвей королевского клана Бурбонов замке много времени провёл Караваджо, великий художник и не менее знаменитый авантюрист и возмутитель спокойствия. Я бы назвал эту поездку "подъём и спуск в сказку" - так захватывало дух от сконцентрированного на этих склонах тосканского великолепия. А на следующий день мы, уже без итальянских проводников, поднялись под самые облака, где расположен Сантуриано Франческано делла Верна - один из монастырей итальянского подвижника святого Франциска Ассизского. Обитель Франциска, которого я мысленно сравниваю со столпом русского монашества преподобным Сергием Радонежским, встретила нас вековым молчанием, холодным пронизывающим ветром (а внизу +25) и величием монастырских построек. Один лишь охранник, которого мы попросили сфотографироваться с нами, свидетельствовал об обитаемости монастыря. Двери церкви стояли открытыми, свечи горели, и можно было посмотреть внутреннее убранство, созданное итальянскими художниками на протяжении столетия. Когда мы спустились в Монтерки и рассказали своим друзьям о безлюдности францисканской обители, то в ответ услышали: "Если бы постучались вы во врата монастырских покоев, то, безусловно, получили бы и кров, и пищу, а при желании могли провести там сколько угодно времени".
В родном городе Пьеро делла Франчески Сансеполькро, что в двадцати километрах от Монтерки, я бывал не раз. Но такой блестящий гид, каким оказался Перла, за день показал нам именно те его достопримечательности, которые помогли многое понять в творчестве великого тосканца. Если раньше пейзажи и декорации на его фресках и иконах казались плодом фантазии мастера, то теперь увидел я деревья и дома, с которых эти декорации срисованы. Древние здешние храмы посещал Пьеро, будучи совсем юным, рассматривал их внешнее и внутреннее убранство, впитывал богатство традиций итальянского искусства.
Города Тосканы расположены очень близко один от другого - час или два езды от Монтерки, и ты оказываешься в Ареццо, Кортоне, Сиенне, Флоренции, попадаешь в Ассизи или Перуджу, что уже в провинции Умбрия. Поэтому мы каждое утро выезжали из своего отеля системы "Агротуризм" (блестящая придумка итальянцев, когда гостиничные домики и рестораны стоят рядом с полями, садами и огородами, дающими пищу путникам), проводили целый день в одном из прославленных архитектурой и музеями центров, а ужинали уже в Монтерки.
Две из этих поездок мне особенно запомнились. Сиенну я люблю почти полвека. Сначала грезил ею, читая книгу Муратова и слушая лекции Лазарева, а потом каждый год, оказываясь на её тесных улочках и величественных площадях, чувствовал себя бесконечно счастливым человеком. В этот приезд мы смотрели только фундаментальную ретроспективную выставку одного из гигантов раннего итальянского Возрождения - Дуччо. За подготовкой грандиозной экспозиции я наблюдал ещё весной, когда в Музее- дель-Опера собирались её будущие сложные конструкции. Несколько часов, проведённых в залах сиеннского музея, позволили погрузиться в божественный мир тосканского искусства XIII-XV веков, ибо на выставке представлены работы не только самого Дуччо, но и его учителей, помощников и последователей Пьетро и Амброджио Лоренцетти, Симоне Мартини и анонимных мастеров. Творения лишь одного гения и его окружения поражают нас, а сколько их в остальной Италии - этом неисчерпаемом кладезе прекрасного! На выставке Дуччо память отослала меня к молодым годам, когда моя жена Велина, работая в Институте реставрации, где я и по сей день тружусь, переводила с итальянского на русский фундаментальное исследование крупного реставратора и учёного Чезаре Бранди о восстановлении и раскрытии огромного алтарного образа Дуччо "Богоматерь Маэста". Сейчас, преклоняя колена перед гением Дуччо, я думаю, как много общего между средневековыми мастерами Италии и древнерусскими живописцами.
Во Флоренцию мы с Александром Пеньковым ездим, чтобы посмотреть заранее намеченные достопримечательности, ибо, как сказал один итальянский приятель, десяти лет постоянного проживания в этой сокровищнице не хватит, чтобы ознакомиться с её богатствами. На сей раз мы отобрали залы в Уффици, где выставлены работы Боттичелли, Паоло Учелло, Тициана и Рафаэля.
Анжело Перла - простой тосканский крестьянин. Университетов не кончал; думаю, что и школу тоже. Но он обладает народным умом, деловой хваткой, добрым отношением к людям и итальянской жизнерадостностью. Сначала мне показалась непонятной их дружба
с тонким столичным профессором Марко Менегуццо, но когда я узнал, что в своё время тосканец помог миланскому учёному выкарабкаться из тяжёлой депрессии, привил ему любовь к Монтерки, обустроил ему здесь дом, то уразумел, почему Перлу (по-русски "жемчужину") так любят окружающие. Наблюдая за ним на улицах, в музее, в тратториях и на почте, ловил себя на мысли, что вот таким же центром притяжения был в Пушкиногорье Семён Степанович Гейченко. Последний хранил для современников память о "солнце русской поэзии", Перла пестует чудо-творную, исцеляющую "Мадонну дель Парто". К ней, а значит и к нему, едут государственные мужи, прославленные писатели, художники, кинематографисты и спортсмены (Шумахер нередко просит покровительства у Мадонны).
Совсем недалеко от Монтерки, рядом с городком Ангиари живёт ещё один тосканский "чудотворец", старший друг Анжело Приметто Барелли - хозяин Кастелло-ди-Сорчи - древнего тосканского замка. Местечко Сорчи известно с IX века, и тогда же здесь появились первые крепостные сооружения, кстати, своим названием Сорчи обязано веникам (сорку), которые здесь изготовляют. В XV веке при Ангиари произошло крупное сражение между флорентийцами и аретинцами, увековеченное в произведении Леонардо да Винчи. В битве принимал участие хозяин Кастелло-ди-Сорчи генерал Балдаччио. В 1441г. он был коварно убит в одном из флорентийских палаццо вместе с женой. Генерала обезглавили, и по сей день в Сорчи существует предание, что в сентябре, в день смерти, является он в замок, требуя вернуть ему голову.
В 1970 г. Приметто и Габриелла Барелли приобрели за весьма скромные деньги замок и прилегающие к нему земли. В древних помещениях, многие из которых генерал Балдаччио использовал для пыток непокорных вассалов и которые по сей день сохранили дыбы, колодки, железные орудия палачей, новые хозяева хранят теперь редкие вина, местные сыры, колбасы и окорока. Приметто удивительно добрый человек и старается подарить посетителям свои чудные вина, на этикетках которых изображена "Фантазма" - символ осеннего привидения генерала Балдаччио, а также шаржированные портреты Берлускони, Шумахера и других друзей хозяина. Мы с трудом довезли до Москвы дары Приметто, а посещение в Сорчи его ресторана "без меню", где, как в деревенском доме, угощают по пословице "что есть в печи, всё на стол мечи", останется в памяти как некое неповторимое тосканское чудо.
В свободное от путешествий и дружеских застолий время читал я в Тоскане книги, взятые из Москвы. Новое издание труда давнего друга известного археолога Валентина Янина "Я послал тебе берёсту" (эту книгу Янина я очень люблю) и последний том полного собрания сочинений учителя моего Л.Н.Гумилёва, включающий воспоминания о нём, которые пришлись здесь совсем кстати, ибо были созвучны мыслям и умозаключениям, рождавшимся в Тоскане. В мемуарном томе гумилёвских сочинений восхитил меня труд его соратника и единомышленника президента Русского географического общества С.Б.Лаврова, составившего жизнеописание Льва Николаевича, необычайно полное, аргументированное, а главное, умело спроецированное на сегодняшний день и разоблачающее гнилую суть псевдодемократии, подаренной русскому народу на рубеже двух тысячелетий.....
C сайта http://art.1september.ru/2004/09/no09_1.htm
Золотая осень Тосканы Имя реставратора и искусствоведа, исследователя древнерусского искусства Савелия Васильевича Ямщикова знаменует собой целую эпоху в культурной жизни 60-80-х годов двадцатого века.
Именно ему наше поколение обязано знакомством с памятниками древнерусской живописи, новым обретением своего национального наследия. В годы "застоя", когда само слово "икона" было под запретом, он сделал почти невозможное, буквально взорвал культурную жизнь столицы замечательными по своей полноте и уникальности выставками икон древнего Пскова, древней Карелии, Вологодских земель, Ростова Великого. Ему мы также обязаны и первой выставкой сословного портрета - блистательной галереей колоритнейших образов купечества Ярославля, Углича, Рыбинска, Ростова Великого.
Яркими событиями стали выставки, открывшие имена портретиста XVIII века Григория Островского и загадочного Ефима Честнякова.
А его просветительская деятельность! Незабываемы вечера, организованные им в Доме художника на Крымском Валу. Как драгоценна была возможность общения с выдающимися современниками, мыслящими творческими людьми. Историк Лев Гумилёв, экономист Николай Шмелёв, режиссёр Роман Виктюк, актриса Маргарита Терехова, композитор Альфред Шнитке. И это - на фоне циклов телевизионных передач, посвящённых русскому искусству, многочисленных печатных публикаций. Не перечесть всего, что сделано Савелием Ямщиковым на ниве отечественной культуры в ту сложную эпоху с её тотальным запретительством.
Тогда он был "невыездным". Сейчас, когда можно свободно передвигаться по миру, он много путешествует. Реставрационная деятельность, давшая ему возможность непосредственного, близкого общения с памятниками искусства, обострила профессиональную чуткость к красоте ушедших времён.
"Золотая осень Тосканы" - отзвук этих путешествий, встреч с Италией. Небольшой фрагмент рукописи будущей книги, который мы предлагаем читателям, воспринимается как объяснение в любви и признание в верности. Невольно вспоминаются слова величайшего русского музыканта Святослава Рихтера о том, что у каждого художника две родины: страна, где он родился, и Италия.
Светлана Горбачёва
Первое знакомство моё с Италией состоялось полвека почти назад. Нет, не доставил меня серебристый лайнер "Аэрофлота" в Рим и не отправился я путешествовать по богатейшей сокровищнице редких памятников истории и культуры. Просто, поступив в 1956 году на кафедру искусствознания исторического факультета МГУ, оказался я в одной лекторской аудитории с моими сверстниками - ребятами из Италии. В тот год по специальным каналам, нарушив дипломатические и таможенные формальности, самолётами через Прагу переправили в Москву шестьдесят детей итальянских коммунистов для обучения в нашем университете. Один из моих ближайших нынешних друзей, а скорее родной мне человек, рассказывал, как в самолёте оказался он вместе с видными политическими деятелями разных стран, спешившими на партийный хрущёвский форум. Сидевший напротив Пьерушки - так ласково кличем мы уроженца тосканского города Ареццо Пьеро Кази - предложил молодому попутчику стакан спиртного. Желая казаться взрослым, Пьерушка, прежде чем принять чарку, спросил, как дядю величают. "Листер", - лаконично бросил суровый собеседник. То были годы повального увлечения Хемингуэем, и Пьерушка почтительно привстал с кресла, увидев перед собой одного из героев любимого романа "По ком звонит колокол".
С Пьерушкой и его итальянскими товарищами мы сошлись легко и непринуждённо, хотя никто нас не обучал специально интернациональным постулатам. Иностранные коллеги жили сначала в общежитии на Стромынке (кстати, Солженицын прекрасно описал тамошнюю атмосферу в своём "Круге первом"), потом перебрались в комфортабельные комнаты высотки на Ленинских горах. Я тогда играл в студенческой баскетбольной команде и, чтобы быть поближе к тренировочным залам, жил в студенческом профилактории. Танцевальные вечера в различных зонах лениногорской общаги славились на всю Москву. Лучшие девушки столицы приезжали на тогдашнюю "дискотеку" и многие будущие семьи закладывались именно на тех танцульках. Пьерушка мой днём истово осваивал основы марксизма-ленинизма вместе со своей подругой по курсу Майей Михайловной Сусловой (знал бы её папа - главный иезуит Политбюро КПСС, как резко поменяет свои идеологические принципы спустя совсем немного лет итальянский друг Майечки!), а вечерами по полной программе участвовал в юношеских забавах наших. Через Пьерушку познакомился я с ещё одним тосканским прекрасным парнем с филологического - Энцо Брокколини (по сей день дружу с ним, с его астраханской женой Аллой, чудной дочкой Катей и люблю бывать в их миланском доме). Курсом старше учился тонкий, нервный, подвижный, словно ртуть, Эццио Феррера. Он приятельствовал с моим коллегой - реставратором икон Колей Кишиловым, был вхож в круг Андрея Синявского и других "вольнодумцев" тех лет. Эццио знал все суперсовременные направления и течения в политике, литературе и искусстве. После университета историк несколько лет был официальным переводчиком на встречах руководителей СССР и Италии. Пунктуальный и строгий премьер-министр А.Н.Косыгин почему-то снисходительно относился к постоянным опозданиям вечно занятого Эццио на важные переговоры. Эццио рано погиб в автомобильной катастрофе, а Пьерушка рассказывал мне, каково было их удивление, когда на похороны Ферреры явилась внушительная троцкистская команда - как оказалось, Эццио многие годы был связан с этим политическим движением.
Общался я тогда и с Дино Бернардино - будущим главным редактором "Риннашиты" - рупора компартии Италии; нравился мне спокойный и рассудительный Джанни Черветти, ставший впоследствии первым заместителем секретаря итальянских коммунистов.
По окончании МГУ большинство апеннинских моих однокашников, получив дипломы историков, филологов, философов и биологов, ушли работать в экономические сферы, осев в крупных торговых фирмах, тесно сотрудничавших с Советским Союзом. Подолгу жили ребята в Москве, и дружба наша благополучно продолжалась. Меня почти четверть века за пределы родного Отечества не пускали, но дружбе с итальянцами и другими иноземцами это не помешало.
Любовь моя к итальянской культуре стала особенно ощутимой, когда встретил я и полюбил девушку из Болгарии Велину Братанову. Она тоже приехала в Москву учиться искусствоведению. Отец Велины, крупный государственный деятель, до 1944 года был одним из руководителей партии тесняков - болгарских социал-демократов. Георгий Димитров высоко ценил Димитра Братанова и доверил ему дипломатический пост, направив послом в Италию. Там и прошли школьные годы моей будущей жены. Изучив прекрасно итальянский язык, а кроме него, она свободно владела французским, английским и конечно же русским, Велина всерьез увлеклась искусством Италии и великолепно знала творчество лучших его мастеров. Наши романтические отношения зиждились на постоянном духовном взаимообогащении и непрерывных беседах о прекрасном. Я часами рассказывал Велине о первых студенческих практиках в Суздале, Владимире, Киеве, о своих начальных шагах в освоении профессии реставратора икон и о блестящих специалистах - моих учителях, о любимом русском иконописце Дионисии.
Потом мы вместе подолгу сидели у небольшого глубокого озерка, отражающего в своих водах дивные формы храма Покрова на Нерли; бродили белыми ночами по заливным лугам в окрестностях древнего Новгорода, восхищались Спасом на Нередице и Николой на Липне, зачарованно стояли в прохладных интерьерах Новгородской Софии и Георгиевского собора Юрьева монастыря. Велина же с чисто женской проникновенностью поведала мне о таинственном городе Сиенне, где работали великие Дуччо, Симоне Мартини и Паоло Учелло, о богатой шедеврами Флоренции, о неповторимом царстве каналов - Венеции. Мы сравнивали итальянских мастеров с их псковскими и новгородскими средневековыми современниками. Вместе читали драгоценные страницы изданной перед революцией замечательной книги Павла Муратова "Образы Италии" (она и по сей день мой настольный справочник и помощник). Талантливый русский писатель, историк искусства, а впоследствии ещё и серьёзный специалист по военной истории сумел донести до нас живое дыхание городов и сёл старой Италии, рассказать о её художниках и среде, их окружавшей, так свежо и многогранно, что, казалось, он работал и дружил с ними всеми.
На искусствоведческой кафедре мы с Велиной "окормлялись" у одного и того же руководителя наших дипломных работ - крупного учёного, специалиста мирового класса Виктора Никитича Лазарева. Автор классических трудов по истории древнерусской живописи, он был тонким знатоком искусства итальянского Возрождения, а многотомные его сочинения переводились на самые разные языки и пользовались большой популярностью. Радостью для нас были вечера в гостеприимном доме Лазарева; в бывшей стасовской гостинице на Чистых прудах, где в коммуналке после лагерных бараков жил искусствовед Николай Павлович Сычёв, часами слушали мы рассказы о его аспирантских поездках по городам Италии вместе с академиком Н.П.Кондаковым. Рядом с Новодевичьим монастырём в большой студии нашим "итальянским просветителем" часто становился Павел Корин, долго живший на Апеннинах, а в старой университетской квартире на улице Грановского под уютным абажуром его младший брат Александр показывал свои этюды и копии, сделанные в Италии.
Сразу после окончания университета в нашу с Велиной жизнь постучались Андрей и Ирина Тарковские. Молодой, но уже получивший в Венеции "Золотого льва" режиссёр пригласил меня быть консультантом фильма об Андрее Рублёве. К нашему удовольствию, мой сосед по Щипку и Замоскворечью, Тарковский тоже одержим был любовью к Италии. Часами бродили мы с ним по ночной (почему-то помнится больше зимняя) Москве и читали друг дружке строки Данте, Петрарки, вспоминали детали фресок Джотто, алтарей Беато Анжелико и Филиппо Липпи, грезили образами любимого титана Возрождения Пьеро делла Франчески. Особенно мы почитали его "Мадонну дель Парто", чьей моделью стала беременная мать художника, которую он изобразил на многих своих фресках и иконах.
Прошло сорок лет с тех давних московских встреч, общений, поисков и созданий. И вот прошлой весной судьба привела меня в маленький тосканский городок Монтерки, расположенный в горах на пути из Ареццо, сосредоточившего в своих церквах работы Франчески, в Сансеполькро, где отчий дом гения Монтерки славен тем, что здесь хранится тот самый чудотворный образ Мадонны дель Парто. Церковь, на стене которой Пьеро написал Богородицу, в начале прошлого столетия сильно пострадала от землетрясения, и только франческовская Мадонна осталась нетронутой. Жители перенесли её в кладбищенскую церковь, неухоженную и практически заброшенную. Шустрые тосканские мальчишки, играя в футбол, норовили попасть мячом в божественный лик Мадонны. И тогда почитатели священного образа выставили фреску в специально оборудованном музейном помещении, где отвели ей уютный зал, позволяющий сосредоточенно молиться или восхищаться превосходно сохранившейся живописью местного мастера. В других комнатах музея с помощью современной кино- и компьютерной техники посетители могут послушать хорошо проиллюстрированные рассказы о творчестве Франчески и о культуре Тосканы. С балкона открывается чудесный вид на тосканские горы, а в соседних помещениях работает небольшой музейный ресторанчик, где вас угостят щедрыми дарами Тосканы - тонкими винами, вкусными сырами, местными грибами, колбасами, мёдом и салатами, сдобренными прекрасными сортами здешнего оливкового масла, по словам иконописца Зинона, лучшего в Италии.
Хозяин "Мадонны дель Парто" - уроженец Монтерки Анжело Перла. Я познакомился с ним и его другом, доктором искусствоведения Марко Менегуццо, когда мы вместе с орловским парнем Александром Пеньковым, окончившим петербургскую Академию художеств и миланскую Бреру, прекрасно знающим итальянский, имеющим в виде на жительство пометку "Маэстро дель арте" (художник), а это в Италии очень высоко ценится, заехали к его друзьям в Монтерки. При первой же встрече почувствовал я доброту и расположенность тосканцев к себе, а когда они узнали, что мы работали и дружили с Тарковским, который в Италии и по сей день уважаем, взаимное доверие стало совсем основательным. Анжело сразу поведал, что мечтает о контактах с российскими музеями и популяризации у нас творчества Пьеро делла Франчески. "Хорошо бы открыть при одной из русских галерей филиал музея Монтерки, показывать копии с работ мастера, читать лекции о его жизни и творчестве. А заодно сделать маленький филиал нашего ресторанчика, где бы продавались дары Тосканы. Мы меньше всего думаем об экономической выгоде и готовы торговать по самым низким ценам. Главное - культурный и человеческий контакт".
Посоветовавшись в Москве с коллегами, я решил передать предложение из Монтерки руководителям музеев в моём любимом Ярославле. И уже в октябре Перла и Менегуццо провели несколько дней в полюбившемся им волжском городе, договорились о конкретных планах сотрудничества и заключили деловые соглашения с замечательными директорами здешнего Художественного музея и Музея-заповедника Надеждой Петровой и Еленой Анкудиновой.
А мы с Пеньковым в конце осени снова посетили своих тосканских друзей и по-настоящему оценили красоту, неповторимость и сказочность этой итальянской провинции. Для начала Анжело свозил нас в расположенный на одной из горных вершин маленький городок Санта-Мария-Тиберина. В принадлежащем одной из ветвей королевского клана Бурбонов замке много времени провёл Караваджо, великий художник и не менее знаменитый авантюрист и возмутитель спокойствия. Я бы назвал эту поездку "подъём и спуск в сказку" - так захватывало дух от сконцентрированного на этих склонах тосканского великолепия. А на следующий день мы, уже без итальянских проводников, поднялись под самые облака, где расположен Сантуриано Франческано делла Верна - один из монастырей итальянского подвижника святого Франциска Ассизского. Обитель Франциска, которого я мысленно сравниваю со столпом русского монашества преподобным Сергием Радонежским, встретила нас вековым молчанием, холодным пронизывающим ветром (а внизу +25) и величием монастырских построек. Один лишь охранник, которого мы попросили сфотографироваться с нами, свидетельствовал об обитаемости монастыря. Двери церкви стояли открытыми, свечи горели, и можно было посмотреть внутреннее убранство, созданное итальянскими художниками на протяжении столетия. Когда мы спустились в Монтерки и рассказали своим друзьям о безлюдности францисканской обители, то в ответ услышали: "Если бы постучались вы во врата монастырских покоев, то, безусловно, получили бы и кров, и пищу, а при желании могли провести там сколько угодно времени".
В родном городе Пьеро делла Франчески Сансеполькро, что в двадцати километрах от Монтерки, я бывал не раз. Но такой блестящий гид, каким оказался Перла, за день показал нам именно те его достопримечательности, которые помогли многое понять в творчестве великого тосканца. Если раньше пейзажи и декорации на его фресках и иконах казались плодом фантазии мастера, то теперь увидел я деревья и дома, с которых эти декорации срисованы. Древние здешние храмы посещал Пьеро, будучи совсем юным, рассматривал их внешнее и внутреннее убранство, впитывал богатство традиций итальянского искусства.
Города Тосканы расположены очень близко один от другого - час или два езды от Монтерки, и ты оказываешься в Ареццо, Кортоне, Сиенне, Флоренции, попадаешь в Ассизи или Перуджу, что уже в провинции Умбрия. Поэтому мы каждое утро выезжали из своего отеля системы "Агротуризм" (блестящая придумка итальянцев, когда гостиничные домики и рестораны стоят рядом с полями, садами и огородами, дающими пищу путникам), проводили целый день в одном из прославленных архитектурой и музеями центров, а ужинали уже в Монтерки.
Две из этих поездок мне особенно запомнились. Сиенну я люблю почти полвека. Сначала грезил ею, читая книгу Муратова и слушая лекции Лазарева, а потом каждый год, оказываясь на её тесных улочках и величественных площадях, чувствовал себя бесконечно счастливым человеком. В этот приезд мы смотрели только фундаментальную ретроспективную выставку одного из гигантов раннего итальянского Возрождения - Дуччо. За подготовкой грандиозной экспозиции я наблюдал ещё весной, когда в Музее- дель-Опера собирались её будущие сложные конструкции. Несколько часов, проведённых в залах сиеннского музея, позволили погрузиться в божественный мир тосканского искусства XIII-XV веков, ибо на выставке представлены работы не только самого Дуччо, но и его учителей, помощников и последователей Пьетро и Амброджио Лоренцетти, Симоне Мартини и анонимных мастеров. Творения лишь одного гения и его окружения поражают нас, а сколько их в остальной Италии - этом неисчерпаемом кладезе прекрасного! На выставке Дуччо память отослала меня к молодым годам, когда моя жена Велина, работая в Институте реставрации, где я и по сей день тружусь, переводила с итальянского на русский фундаментальное исследование крупного реставратора и учёного Чезаре Бранди о восстановлении и раскрытии огромного алтарного образа Дуччо "Богоматерь Маэста". Сейчас, преклоняя колена перед гением Дуччо, я думаю, как много общего между средневековыми мастерами Италии и древнерусскими живописцами.
Во Флоренцию мы с Александром Пеньковым ездим, чтобы посмотреть заранее намеченные достопримечательности, ибо, как сказал один итальянский приятель, десяти лет постоянного проживания в этой сокровищнице не хватит, чтобы ознакомиться с её богатствами. На сей раз мы отобрали залы в Уффици, где выставлены работы Боттичелли, Паоло Учелло, Тициана и Рафаэля.
Анжело Перла - простой тосканский крестьянин. Университетов не кончал; думаю, что и школу тоже. Но он обладает народным умом, деловой хваткой, добрым отношением к людям и итальянской жизнерадостностью. Сначала мне показалась непонятной их дружба
с тонким столичным профессором Марко Менегуццо, но когда я узнал, что в своё время тосканец помог миланскому учёному выкарабкаться из тяжёлой депрессии, привил ему любовь к Монтерки, обустроил ему здесь дом, то уразумел, почему Перлу (по-русски "жемчужину") так любят окружающие. Наблюдая за ним на улицах, в музее, в тратториях и на почте, ловил себя на мысли, что вот таким же центром притяжения был в Пушкиногорье Семён Степанович Гейченко. Последний хранил для современников память о "солнце русской поэзии", Перла пестует чудо-творную, исцеляющую "Мадонну дель Парто". К ней, а значит и к нему, едут государственные мужи, прославленные писатели, художники, кинематографисты и спортсмены (Шумахер нередко просит покровительства у Мадонны).
Совсем недалеко от Монтерки, рядом с городком Ангиари живёт ещё один тосканский "чудотворец", старший друг Анжело Приметто Барелли - хозяин Кастелло-ди-Сорчи - древнего тосканского замка. Местечко Сорчи известно с IX века, и тогда же здесь появились первые крепостные сооружения, кстати, своим названием Сорчи обязано веникам (сорку), которые здесь изготовляют. В XV веке при Ангиари произошло крупное сражение между флорентийцами и аретинцами, увековеченное в произведении Леонардо да Винчи. В битве принимал участие хозяин Кастелло-ди-Сорчи генерал Балдаччио. В 1441г. он был коварно убит в одном из флорентийских палаццо вместе с женой. Генерала обезглавили, и по сей день в Сорчи существует предание, что в сентябре, в день смерти, является он в замок, требуя вернуть ему голову.
В 1970 г. Приметто и Габриелла Барелли приобрели за весьма скромные деньги замок и прилегающие к нему земли. В древних помещениях, многие из которых генерал Балдаччио использовал для пыток непокорных вассалов и которые по сей день сохранили дыбы, колодки, железные орудия палачей, новые хозяева хранят теперь редкие вина, местные сыры, колбасы и окорока. Приметто удивительно добрый человек и старается подарить посетителям свои чудные вина, на этикетках которых изображена "Фантазма" - символ осеннего привидения генерала Балдаччио, а также шаржированные портреты Берлускони, Шумахера и других друзей хозяина. Мы с трудом довезли до Москвы дары Приметто, а посещение в Сорчи его ресторана "без меню", где, как в деревенском доме, угощают по пословице "что есть в печи, всё на стол мечи", останется в памяти как некое неповторимое тосканское чудо.
В свободное от путешествий и дружеских застолий время читал я в Тоскане книги, взятые из Москвы. Новое издание труда давнего друга известного археолога Валентина Янина "Я послал тебе берёсту" (эту книгу Янина я очень люблю) и последний том полного собрания сочинений учителя моего Л.Н.Гумилёва, включающий воспоминания о нём, которые пришлись здесь совсем кстати, ибо были созвучны мыслям и умозаключениям, рождавшимся в Тоскане. В мемуарном томе гумилёвских сочинений восхитил меня труд его соратника и единомышленника президента Русского географического общества С.Б.Лаврова, составившего жизнеописание Льва Николаевича, необычайно полное, аргументированное, а главное, умело спроецированное на сегодняшний день и разоблачающее гнилую суть псевдодемократии, подаренной русскому народу на рубеже двух тысячелетий.....
C сайта http://art.1september.ru/2004/09/no09_1.htm
Подписаться на:
Сообщения (Atom)