Без заголовка

Джессика подошла к глубокому старомодному креслу под вышитым чехлом и повернула его так, чтобы можно было сидеть лицом к двери. Внезапно она вспомнила о крисноже, прикрепленном к ноге. Она сняла ножны и зажала кинжал в руке. Еще раз она внимательно оглядела комнату, запечатлевая в памяти каждую мелочь: стул в углу, стулья с прямыми спинками вдоль стены, два низких столика, ее цитра у двери в спальню.

Суспензерные лампы заливали комнату бледно розовым светом. Она притушила их, села в кресло и, потеребив обивку, оценила ее прочность.

"А теперь пусть приходит, - подумала она. - Увидим, что будет". И она принялась готовить себя к встрече, как это делали Боне Гессерит: собрать терпение, наполнить себя силой.

Раньше, чем она ожидала, в дверь постучали, и появился Хават. Слезящиеся глаза старика блестели. Освещение комнаты придавало его морщинистой коже желтоватый оттенок; на рукаве виднелось мокрое пятно.

Она поняла, что это кровь. Указав на один из стульев с высокой спинкой, она сказала:

- Сядь на этот стул лицом ко мне.

Хават поклонился и сделал так, как она ему велела. "Все этот пьяный дурак Айдахо", - подумал он. Он изучал лицо Джессики, удивляясь ее выдержке.

- Нам потребуется много времени, чтобы объясниться, - сказала Джессика.

- Что вас беспокоит, моя госпожа? - Он сел, положив руки на колени.

- Не надо играть со мной в прятки! - взорвалась она. - Если Уйе не сказал, зачем тебя вызвали, то это должен был сделать один из охранников. Можем мы быть, по крайней мере, честными друг с другом?

- Как пожелаете, моя госпожа.

- Прежде всего ты ответишь мне на один вопрос, - сказала она. Являешься ли ты агентом Харконненов?

Хават сорвался с места, его лицо потемнело от гнева. Он резко бросил: - И вы смеете обвинять меня в этом?

- Сядь, - сказала она. - Ты тоже осмелился обвинить меня в этом.

Он медленно опустился на стул. А Джессика, читая его мысли, с облегчением подумала: "Это не Хават".

- Теперь я знаю, что ты хранишь верность моему герцогу, - сказала она. - Поэтому я готова простить тебе свою обиду.

- А есть ли что прощать, госпожа?

Джессика нахмурилась, размышляя: "Может сказать ему о моем главном козыре? О дочери герцога, которую я вот уже несколько недель ношу под сердцем? Нет! Сам Лето еще не знает об этом. Это только осложнит его жизнь, рассеет его внимание в то время, когда он должен сосредоточить все свои силы на борьбе за наши жизни. Еще не пришло время об этом говорить". - Знающий правду разрешил бы этот наш спор, - примирительно произнесла она, - но у нас нет такого Человека.

- Как скажете. У нас нет человека, знающего правду.

- Зато среди нас есть предатель! - воскликнула она. - Я изучила наших людей с огромным вниманием. Кто это может быть? Не Гурни и, конечно, не Дункан. Их лейтенанты недостаточно опытны, чтобы решать серьезные дела. Это не ты, Зуфир. Это не может быть Пол. Я знаю, что это не я. Остается доктор Уйе. Следует ли мне позвать его и устроить ему испытание?

- Это напрасный труд, - сказал Хават. - Он воспитан Высшим колледжем, это я знаю наверняка.

- Его жена Бене Гессерит была убита Харконненами, - сказала Джессика. - Вот как!

- Разве вы не слышите ненависти в его голосе, когда он говорит о Харконненах?

- Вы знаете, что у меня нет слуха.

- Что заставило вас подозревать меня? - спросила она.

Хават нахмурился.

- Моя госпожа ставит своего слугу в неудобное положение Мой первый хозяин - герцог. - За это я готова тебе многое простить.

- И снова я должен спросить: есть ли что прощать?

- Что же нам делать? - спросила она.

Он пожал плечами.

- Давай тогда возьмем кого нибудь другого, - сказала она. - Дункана Айдахо, например, великолепного воина, чьи способности к охране и наблюдению заслуживают глубокого уважения. Сегодня вечером он переусердствовал кое в чем, носящем название пива со спай сом. Я слышала, что и другие наши люди бывали одурманены этой смесью. Это верно?

- У вас есть собственная информация, моя госпожа?

- Да, есть. Неужели вы не рассматриваете это пьянство как симптом, Зуфир?

- Моя госпожа говорит загадками.

- Напрягите свои способности ментата! - вспылила она - В чем причина того, что происходит с Дунканом и с остальными? Могу вам ответить: у них нет дома.

Он указал пальцем в пол:

- Арраки - вот их дом!

- Арраки для них - неизвестная земля. Их домом был Каладан, но мы лишились этого дома. У них нет дома, и они боятся, что герцог их покинет. Он окаменел от изумления.

- Если бы так заговорил один из наших людей, то это можно было счесть.

- Ах, прекратите, Зуфир! Разве доктор совершает предательство, поставив правильный диагноз? Разве можно его за это считать поражением? Моя единственная цель - вылечить болезнь.

- Герцог доверяет мне в этих вещах.

- Но вы должны понимать, что у меня есть опыт лечения таких болезней, - сказала она. - И, возможно, ты согласишься, что у меня есть некоторые лекарства.

"Мне придется ввести его в еще более жестокий шок, - сказала она себе. - Он нуждается во встряске, которая выбьет его из состояния рутины. - У вашего умения может быть много интерпретаций, - говоря это, Хават пожал плечами.

- Вы уже вынесли мне обвинительный приговор?

- Конечно нет, моя госпожа. Но я должен обратить внимание на любую возможность, и события покажут, насколько они верны.

- Угроза моему сыну прошла здесь, в этом доме, незамеченная вами, сказала она. - Кто воспользовался этой возможностью?

Его лицо потемнело.

- Я принес свои сожаления герцогу.

- Не сказали ли вы о своих сожалениях также мне. или Полу?

Теперь он сердился уже открыто - ноздри его раздувались, глаза горели. Она видела, как бьется жилка на его виске.

- Я - человек герцога, - произнес он четко, с расстановкой выговаривая каждое слово.

- Это не предательство, - сказала она. - Угроза в чем то другом. Возможно, это имеет отношение к ласганам Возможно, они рискнут поставить в нескольких ласганах часовые механизмы, нацеленные на домашние защитные поля.

- И кто сможет сказать после взрыва, не был ли он атомным? - спросил он. - Нет, моя госпожа, они не пойдут на действия столь нелегальные. Радиация рассеивается долго, улики слишком серьезны. Этот путь для них закрыт, ставка должна делаться на предательство.

- Вы - человек герцога! - не выдержала она - Могли бы вы уничтожить его в попытке спасти?

Он набрал воздуху в легкие и сказал:

- Если вы невиновны, я принесу вам самые унизительные извинения.

- Посмотри на себя, Зуфир, - сказала она. - Люди живут лучше всего тогда, когда каждый из них имеет собственное место, когда каждый знает, что он делает в обществе. Уничтожьте это место - погибнет и человек. Мы с вами, Зуфир, из всех тех, кто любит герцога, лучше всего подходим для того, чтобы уничтожить его место. Разве не могла я нашептать о тебе герцогу ночью? Когда лучше всего западают в голову подобные подозрения? Следует ли мне говорить яснее?

- Вы мне угрожаете? - насупился он.

- Конечно же нет. Я просто веду к тому, что кто то действует против нас, используя для этого устройство нашей жизни Это умно, дьявольски умно Я предлагаю отразить эту атаку, организовав нашу жизнь так, чтобы подобные клинья некуда было вбить.

- Вы обвиняете меня в распространении беспочвенных подозрений?

- Беспочвенных - да!

- Вас больше устраивают собственные подозрения?

- Это твоя жизнь состоит из подозрений, а не моя.

- Значит, вы ставите под сомнения мои возможности?

Она вздохнула.

- Зуфир, я хочу от тебя, чтобы ты исследовал мою эмоциональную вовлеченность в это дело. Реальный человек - просто животное, без логики. Твое представление о логике неестественно, но оно продолжает оставаться таким. Ты - ментат, воплощение логики. И все же решение твоих проблем строится на том, что в самом прямом смысле слова образуется вне тебя, требует всестороннего изучения и деятельного исследования со всех сторон. - Вы решили поучить меня моему ремеслу? - спросил он, не скрывая своего презрения к ее советам.

- Все, что находится вне тебя, ты можешь видеть и ко всему применить логику, - сказала она. - Но такова уж сущность человека, что, когда мы сталкиваемся с личными проблемами, мы тем неохотнее обращаемся к их изучению при помощи логики, чем более глубокими они являются Мы склонны барахтаться на поверхности, обвиняя все что угодно, только не то, что действительно мучает нас.

- Вы, я вижу, пытаетесь разрушить мою веру в возможности ментата, раздраженно бросил он. - Где бы я ни обнаружил попытку саботировать любое оружие из нашего арсенала, я бы без колебания обвинил виновных и уничтожил их.

- Хорошие ментаты питают здоровое уважение к ошибкам в своих расчетах, - сказала она.

- Я никогда не утверждал обратного.

- Тогда направь свое внимание на симптомы, видимые нам обоим: пьянство среди мужчин, ссоры; они болтаются и передают друг другу нелепые слухи об Арраки, они игнорируют самые простые.

- Это у них от безделья. Не пытайтесь отвлечь мое внимание, превращая простое в таинственное.

Она смотрела на него, думая о людях герцога, напивающихся в барах до такой степени, что от них разит, как из пивной бочки.

- Почему ты никогда не использовал мои возможности для службы герцогу? - спросила она. - Боишься соперничества?

Он пристально посмотрел на нес, и в его старческих глазах вспыхнул огонь.

- Мне известны некоторые приемы, которые преподают в школах Бене Гессерит. - Он умолк, нахмурившись.

- Продолжайте, - сказала она.

- Бене Гессерит - ведьмы! Мне известно кое что об этих приемах, сказал он. - Я наблюдал их у Пола. Ваша школа говорит людям: ты существуешь только для того, чтобы служить.

"Шок должен быть жестоким, и он почти подготовлен к нему", - подумала она.

- Ты с уважением слушал меня в Совете, - сказала она, - и все же ты редко следовал моим советам. Почему?

- Я не доверял вашим побуждениям как Бене Гессерит. Вы думаете, что видите человека насквозь, что можете заставить человека делать то, что вы.

- Да ты просто дурак, Зуфир! - выдохнула она.

Он нахмурился и откинулся на спинку стула.

- Какие бы слухи о наших школах не доходили до тебя, - сказала она, правда о ней гораздо более величественна Если бы я захотела уничтожить герцога или тебя, или любое другое лицо, находящееся в пределах моей досягаемости, ты не смог бы меня остановить.

И она подумала: "Почему я позволяю себе говорить такие слова? Меня не тому учили, я не этим должна его сразить".

Хават скользнул рукой в разрез туники, туда, где он держал крошечный металлический прибор с отравленными стрелами "Она не окружена полем, подумал он. - Все это одно лишь хвастовство с ее стороны. Я мог бы убить ее сейчас же, но что, если я ошибусь??

Джессика заметила его жест.

- Будем молиться о том, чтобы насилие никогда не встало между нами, произнесла она.

- Достойная молитва!

- Между тем непонимание между нами все растет и растет, - возразила она. - Я снова должна спросить тебя: разве не было бы более разумным предположить, что в расчеты Харконненов входит возбуждать подозрения и сеять между нами вражду?

- Похоже, что мы снова вернулись к мертвой точке, - сказал он. Она же вздохнула, подумав: "Он почти готов к этому".

- Мы с герцогом должны заменить нашему народу отца и мать, - сказала она. - Наше положение.

- Он на вас не женился, - сказал Хават.

Она с трудом заставила себя сохранять спокойствие, думая про себя: "Хороший ответный выпад".

- Но он не женился и ни на ком другом! И не женится, пока я жива. О чем это мы говорили? Да, я сказала, что разрушить естественное положение вещей, внести путаницу, сумятицу, разрыв - что может быть полезнее для Харконненов?

Он понял, к чему она клонит, и насупил брови.

- Герцог? - спросила она - Привлекательная цель, но никто другой, за исключением Пола, не охраняется так тщательно Я? Это, конечно, серьезное покушение, но они должны знать, что я Бене Гессерит и, значит, труднодоступная цель. Но есть лучшая цель - человек, для которого подозрение естественно так же, как дыхание. Человек, который всю свою жизнь строит на подозрениях и тайне. - Она резким жестом выбросила вперед правую руку. - Ты!

Хават начал было вставать.

- Я не отпускала тебя, Зуфир! - вскипела она.

Старый ментат почти рухнул на стул: так быстро расслабились его мускулы. Она улыбнулась, но в ее улыбке не было радости.

- Теперь ты знаешь кое что о настоящих приемах, которым нас научили, - сказала она.

Хават пытался сглотнуть пересохшим горлом. Ее приказ был категоричен. И тон, и манера, в которой он был произнесен, не допускали ничего, кроме безоговорочного подчинения Его тело повиновалось ему раньше, чем он успел его обдумать. Ничто не могло бы предотвратить его реакцию - ни логика, ни безудержный гнев. ничто! То, что она смогла сделать, говорило о высокой чувствительности, тонком знании людей и о таком глубоком контроле, о существовании которого он раньше и не подозревал.

- Я уже говорила вам о необходимости взаимопонимания. Я имею в виду, что тебе следует понять меня - я тебя уже поняла. И теперь я должна сказать тебе, что твоя лояльность по отношению к герцогу полностью гарантирует тебе безопасность в отношениях со мной.

Он не отрывал от нее взгляда, водя языком по пересохшим губам.

- Если бы я захотела, герцог женился бы на мне, - сказала она. - И даже думал бы, что делает это по собственной воле.

Хават опустил голову. Лишь самый строгий контроль над собой мешал ему позвать охрану. Контроль. и неуверенность в том, позволит ли ему эта женщина сделать это. В каждой клеточке его тела жили воспоминания о том, как она взяла его под контроль. В эту минуту она могла без колебаний вытащить оружие и убить его.

"Есть ли у каждого человека такое слепое пятно?" - удивлялся он. Может ли каждый человек Подчиниться приказу, прежде чем он сможет оказать сопротивление? Эта мысль ошеломила его. Кто может остановить лицо, обладающее такой властью?

- Мы лишь мельком заглянули в тайну Бене Гессерит, - сказала она. То, что я сделала, относительно несложная вещь. Всего моего арсенала вы еще не видели.

- Почему же вы не уничтожили врагов герцога?

- Кого бы вы хотели, чтобы я уничтожила? - спросила она. - Вы бы хотели, чтобы я сделала нашего герцога слабым, заставив его во всем опираться на меня?

- Но с такой властью.

- Власть - палка о двух концах, Зуфир. Ты думаешь, до чего же ей легко ковать оружие, которое может стать смертельным для врага! Даже для тебя, Зуфир. Но чего я этим достигну? Если бы все Бене Гессерит так поступали, то разве не вызвали бы мы подозрений в глазах людей? Мы не хотим этого, Зуфир. Мы не намерены разрушать сами себя. - Она кивнула. Мы действительно существуем, чтобы служить.

- Мне нечего вам ответить.

- Ты никому ничего не расскажешь о случившемся здесь, Зуфир, сказала она. - Я знаю тебя.

- Моя госпожа. - В горле старика встал комок.

И она подумала: "Да, у меня огромная власть. Но разве не делает это меня еще более ценным объектом внимания для Харконненов??

- Герцог мог бы быть уничтожен его друзьями также быстро, как и врагами, - произнесла она. - Теперь я верю в то, что ты проникнешь в тайну предательства и разгадаешь ее.

- А если я докажу, что никакой тайны нет?

- Ты очень упрям!

- Осторожен, - сказал он. - И знаю цену ошибки.

- Тогда я предложу тебе еще один вопрос. Как ты отнесешься к такому факту: ты стоишь перед другим человеком, связанный и беспомощный, а другой человек держит нож у твоего горла и все же отказывается убить тебя, освобождает тебя от оков и отдает нож в твое Пользование?

Она встала и повернулась к нему спиной.

- Теперь ты можешь идти, Зуфир.

Старый ментат нерешительно встал. Его рука скользнула в отверстие туники за смертоносным оружием. Он вспомнил о голове быка, об отце герцога, который был храбрым человеком, каковы бы ни были другие его качества, и об одном дне корриды: свирепое черное чудовище стояло, наклонив голову, смущенное и неподвижное. Старый герцог перекинул огненный плащ через руку под одобрительный гул толпы.

"Я бык, а она матадор", - подумал Хават. Он убрал руку с оружия и посмотрел на капли пота, блестевшие на его ладони.

Он знал, что, чем бы ни закончилось это дело, он всегда будет вспоминать эту минуту и никогда не утратит чувства глубокого восхищения перед превосходством леди Джессики.

Он повернулся и вышел из комнаты.

Джессика отвела взгляд от окон, обернулась и посмотрела на закрытую дверь.

- Теперь будем ждать нужного действия, - прошептала она.